бегущий солдат набежал прямо на него, так что столкнулся с ним грудью, оглянулся на Долохова и побежал дальше.
— Держи, поймают! — закричал Долохов на солдата. Несколько человек солдат засмеялось.
— Вперед, ребята, — кричал Долохов. — Никого нет. Посмотрим, каки таки французы.
Человек тридцать пошли за Долоховым. В лесу никого не было. Солдаты[1]⟩
- № 62 (рук. № 82. T. I, ч. 2, гл. XXI).
⟨Зарядного ящика ни одного не было. Все были оставлены. Тушин пошел хлопотать около лошадей и велел Ростову подложить шинель у костра. Солдаты артиллеристы разложили огонь. Тимохин лег на холодную, мокрую дорогу подле огня. Юнкеру подложили шинель. Он глядел только на огонь, невольно прислушивался к звукам голосов вокруг себя и не мог еще думать. Так много странных воспоминаний и впечатлений носилось перед его воображением и теперь еще так много странного слышалось вокруг него, что он не мог понять всего, что с ним было.
Еще он всё находился в том странном состоянии почти спящего человека, действительное и воображаемое бестолково, непоследовательно соединилось в его представлении.
«Скинули Белкина с лафета», думал он, «отчего же мне всё не легче и всё меня давит что то», говорил он сам себе, вглядываясь в черный полог ночи, на аршин нависший над огнем. «Устала, нашвырялась Матвевна», думал он потом, глядя на колеса пушки, видневшейся в свете костра, «а я положил на нее юнкера. Зачем он не остался там, этот юнкер? Что ему стонать тут? Только темнее от него становится».[2]
Ростов сел против огня и бессмысленно смотрел и слушал вокруг себя. Выломленная рука невыносимо ныла, лихорадочная дрожь трясла его и клонил сон, который был невозможен при такой мучительной боли. Тушин молча сидел по другую сторону огня, куря трубочку. Со всех сторон слышен был говор и видны были проходившие и подходившие.
Скоро к нему подъехал князь Андрей.
— Что ж разве неправда, я гово[рил], — сказал Тушин.
Князь Андрей записывал. Он кивнул головой.
— Ваших сколько орудий? — Тушин сказал ему.
Князь Андрей записал. «Нет, я не устал», думал он. «Я все могу. Могу найти смысл в этих толпах и мысль».
Долохов пришел: он презирал всех и не понимал страха и знал это.
Ростов боится, не сделал ли он худо и стыдно. Тушин фантазировал. Они не говорили друг с другом, перед ним[и] проходили тени.
