— Нет, я жил только для себя, — начал Pierre, — и этим я только погубил свою жизнь. Нет, я с вами не могу согласиться. Нет, только теперь я начинаю понимать всё значение христианского учения любви и самопожертвования. — Андрей молча глядел своими потухшими глазами на Pierr'a и кротко, насмешливо улыбался.
— Поедем скорее к сестре, к княжне Марье, с ней вы сойдетесь. Вот, душа моя, какая разница между нами.
[Далее со слов: Ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь… кончая: Он ничего не отвечал ему. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 2, гл. XI.]
— Так вот кого и чего жалко: человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их задниц и лбов, которых сколько ни секи, сколько ни брей всё останутся такими же задницами и лбами.
— Vrai, vrai![3] — закричал Pierre, которому понравилось это новое воззрение на занимавшее его дело.
Вечером князь Андрей и Pierre сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей,[4] поглядывая на Pierr'a,[5] прерывал
- ↑ В жизни только два действительные несчастия: угрызение совести и болезнь. И счастие есть только отсутствие этих двух зол.] Зачеркнуто: Pierre чувствовал, как ослабились его крылья, когда он слушал Андрея. На его распоряжения по имениям Андрей говорил: — Народ — животное и едва ли не одно счастье животное, зачем разрушать его. Умереть лучше, чем мучиться с помощью медицины десять лет. Знание к чему? Труд им необходим, как нам праздность. Я думал о них, говорил с ними, они лошади. — Андрей высказывал всё свое горькое и злое с особенным увлечением, как человек, долго не говоривший. Но ему становилось легче, чем больше он говорил. Ему часто хотелось, чтоб Pierre дал ему аргумент неопровержимый. Когда они прекрасным весенним вечером сели в коляску, впереди уже в к[няжьем] х[уторе] была подстава [1 неразобр.]. Он сам уже стал расспрашивать Pierr’a о его судьбе и объяснении того, что он сказал, что масонство переродило его. Pierre стал излагать с жаром значение масонства. — Да, это иллюминаты и они уничтожены, — сказал князь Андрей. — Всё равно я понимаю так. — Да, хорошо бы было, коли бы так мог оживить меня человек, когда он сам не знает, что он, зачем он. — Как не знает, — с жаром заговорил Pierre, — разве я не чувствую в своей душе, что я часть этого целого, что я ступень (Гердер). На пароме всё говорил Pierre, удивляя перевозчиков, и он удивился и себе не поверил. Андрей, облокотившись на коляску, смотрел вдоль разлива и в глазах его светилась жизнь. — Да, ежели бы это было так, — сказал он. Но видно было, что он знает, это б[ыло] так. У старого князя разговор зашел о политике. Князь Андрей еще раз рассказал
- ↑ На полях: Князь Андрей говорит, что ты иной, раздвинул [?] ожерелье. — Да, я пробовал молиться
- ↑ [Правильно, правильно!]
- ↑ Зач.: казался более оживленным. Pierre напротив мрачно молчал. Его мучило безнадежное душевное состояние его друга.
- ↑ Зач.: и изредка говорил ему
