На другое утро к Бергу собрались офицеры, и Борис, бывший два дня тому назад свидетелем свидания, рассказывал подробности его. Борис говорил с своей всегдашней улыбкой, которая означала или легкую насмешку или умиление перед тем, что он видел, или радость, что он может это рассказать. Он рассказывал, как редко умеют рассказать, — с такою властью в голосе, что чувствовалось невольно, что всё, что он говорил, была только правда и то, что он видел, и с такою умеренностью красот и с таким отсутствием личных суждений, что его слушали молча. Чувствовалось, что он заявляет факты, отрешаясь от своих суждений.[2]
— Я был при N, — начал он. — Мы выехали рано утром. Государь изволил ехать верхом рядом с королем прусским. Государь был в преображенском мундире, в шарфе и андреевской ленте. Вы знаете эту деревню Обер-Маменшек Крук, тут корчма еще есть недалеко от берега? Государь вошел в корчму, сел подле окна и положил на стол шляпу и перчатки. Генералитет тоже вошел в корчму и все, как будто ожидая чего то, молча стояли около двери. Государь был, как и всегда, спокоен, только несколько задумчив. Я стоял у окна и мне всё видно было. Около четверти часа пробыли здесь, и [ни]кто, ни король, ни государь, никто из генералов не сказал ни одного слова.
Я пошел к берегу и, так как река не широка, как вы знаете, я не только рассмотрел павильоны на плотах с огромными вензелями A., H., но и весь тот берег, который был закрыт сплошною толпою зрителей. Справа виднелась гвардия императора Наполеона (Борис называл так прежнего Буонапарте, еще и не зная о том, что по армии строго было запрещено с третьего дни называть Наполеона — Бонапартом. Он природным чутьем узнал, что так должно было поступать), и на том береге видны были такие же приготовления. Вы понимаете, — с тонкой улыбкой сказал Борис, — что надобно было подумать и подумать, чтобы так устроить дело, чтобы ни один не приехал раньше другого, чтобы наш император не дожидался императора Наполеона и наоборот. И надо отдать справедливость, всё было устроено превосходно, превосходно, — повторил он. — Положительно, это было из самых величественных зрелищ, мира. Только что мы услыхали на том берегу по наполеоновской гвардии крики: «Vive l'empereur!..»[3]
— Как их крик гораздо лучше нашего глупого ура, — сказал один из офицеров.
- ↑ На полях: Борис ему рассказывает. Борис нежен и ласков, но Nicolas неловко. Ростов озадачен величием Бориса и увлечен их веселием с франц[узскими] офицер[ами].
- ↑ На полях: ⟨Рассказ о прусской королеве.⟩ Ростов удивляется на его придворность.
- ↑ Да здравствует император!
