«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях», думал князь Андрей, «и потому нечего думать о том, чтобы представить лично проект государю и ожидать от него награды. Но дело будет говорить само за себя».
Он тут же на выходе передал свой проект старому фельдмаршалу и другу отца. Фельдмаршал назначил ему час, ласково принял его и обещал доложить государю. Через несколько дней князю Андрею было объявлено, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву. В девять часов утра в назначенный день князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Князь Андрей знал графа Аракчеева и по рассказам артиллеристов — гвардейских, по анекдоту о собственноручном вырывании бакенбард солдатам и по кануну Аустерлицкого сражения, на котором всему главному штабу было известно, что под предлогом слабости нерв Аракчеев отказался от начальствования над колонной в деле. Репутация эта, слабости нерв, подтверждалась и в кампании [180]7-го года в финляндской войне, в которой граф Аракчеев командовал, находясь за сто верст от армии.
Лично князь Андрей не знал его и никогда не имел с ним дела, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку. «Но он был — военный министр, доверенное лицо государя императора, никому не должно было быть дела до его личных свойств, а ему поручено — следовательно он один и может дать ход моему проекту». Так думал князь Андрей, в числе многих важных и неважных лиц дожидаясь в передней графа Аракчеева. Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской службы, много видел приемных и приемов, и различные характеры приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной.[1]
[Далее со слов: На неважных лицах выражалось одно общее веем чувство неловкости... кончая: ...и работой над составлением отдела: Права лиц. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 3, гл. IV[2]—VI.]
- ↑ Зачеркнуто: На неважных лицах выражался один страх, но страх, доходивший до смешного. Как только дверь отворялась, они вскакивали, бледнели и вытягивались. Некоторые принимали вид озлобленного отчаяния. «Пропади всё», как будто говорили они. Между важными лицами выражалась напротив какая то насмешка над чем то — над собою или над тем, кого они ожидали. — Дядюшка то наш, Сила Андреич, — говорили они, называя так Аракчеева, — не полюбится, ну уж, что делать.
- ↑ На полях наборной рукописи зачеркнут следующий текст, соответствующий гл. V: Для чего его тянуло в эти сферы? Для чего он заботился, хлопотал, записывал, старался поспевать, сдерживал себя, придумывал ответы и вопросы, он бы не мог сказать. Но его тянуло к этой жизни так же непреодолимо, как тянет влюбленного в присутствие любимой женщины. Теперь в Петербурге уж он не говорил себе, как в деревне, что он делает это с известной целью, он жил этой жизнью теперь не по разумным причинам, а как бы по органической потребности.
