так, что я не могу не сделать этого движения; но кроме того, что он запутался сам, когда дошел до объяснения понятия, из которого никто ничего понять не мог, он не ответил и никто не ответит на главный аргумент, простой и неоспоримый, как колумбово яйцо: я сижу и пишу, подле меня лежит гиря гимнастическая и собака. Могу я или не могу сейчас перестать писать? Попробовал — могу, а теперь могу я продолжать писать — могу. Стало быть, есть произвол. Но спрашиваю себя дальше, могу я поднять гирю и сделать так и так движение — могу. А могу я сейчас с высоты руки бросить гирю на собаку? Попробовал — нет, не могу. Оно можно в другие минуты; а теперь нет — 1000 соображений: глупо, жалко, можно сделать другой опыт. Нет, не могу.
А! так вот есть поступки, как маханье рукой во всех направлениях, как писание и воздержание от него, которые могу, и такие, которые не могу. Продолжу испытание. Могу пойти поцеловать спящего ребенка. Могу пойти в безик сыграть с тетушкой — могу. Могу пойти ударить лакея — или пойти поцеловать кухарку? — Нет, не могу, теперь не могу. Могу ли я не спать нынче ночью, мог ли я не согнать муху с глаза? — нет, не могу и не мог. Я просил других отвечать мне на такие же вопросы, и все отвечали то же. Есть вещи, которые можно сделать и не сделать (разумеется, в области физически возможного), есть вещи, которые нельзя сделать и нельзя не сделать. Это ясно. И ежели не только не запутается, как до сих пор в доказательствах, что нет ничего, кроме нервов, а что такое нервы, он не знает, но даже, если он мне, как 2 × 2 = 4 докажет это, то я не поверю, потому что я могу сейчас протянуть руку и потом не протягивать ее.[1]
Соня (практ[ичная]) переглядывалась, несколько раз смотрела на часы, он всё сидел. Наконец, поймав раз этот взгляд, он засмеялся неестественно, встал и сказал:
— М-llе Natalie, j’ai à vous parler,[3] подите сюда.
Она вышла с ним в залу.
— Eh bien,[4] — сказал он, и всё по-французски, — я знаю, что я вас больше не увижу, я знаю... теперь время... Не знаю зачем, я не думал, что я это скажу вам, но теперь время такое, что мы все на краю гроба, и меня стесняют наши приличия. Я вас люблю и люблю безумно, как никогда ни одну женщину.
- ↑ Зачеркнуто: Стало быть, есть произвол. Но кроме того, я не мог сейчас же после этого не протянуть руки к глазу, на котором защекотала меня муха, и кроме того я не мог сейчас не бросить гирю на собаку.
- ↑ Данный вариант представляет собою первую редакцию конца романа.
- ↑ [Мадемуазель Натали, мне нужно с вами переговорить,]
- ↑ [Так вот,]
