прямо глазами. Она подошла и поцеловала его руку; левая рука сжала ее и[1] так, что видно было, долго не хотел ее выпустить.
— Как вы провели ночь? — спросила она.
Он начал говорить (что ужаснее всего было княжне Марье), с комическим трудом ворочая язык. Он говорил лучше нынче, но лицо его похоже стало на птичье лицо и очень измельчало чертами, как будто ссохлось или растаяло.
—[2] Ужасную ночь провел, — выговорил он.
— Отчего, mon père? Что особенно вас мучало?
— Мысли! Погибла Россия... — он зарыдал.
Княжна Марья, боясь, что он опять озлобится при этом воспоминании, спешила навести его на другой предмет.
— Да, я слышала, как вы ворочались, как Тихон... — сказала она.
Но он нынче не озлобился, как прежде, при воспоминании ⟨об⟩[3] французах, напротив, он был кроток, и это[4] поразило княжну Марью.[5]
— Теперь конец, — сказал он и, помолчав:
— Не спала ты?
Княжна Марья отрицательно покачала головой; невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
— Нет, я всё слышала, — сказала она.
—[6]Душенька (⟨друг⟩ или дружок, — княжна Марья не могла разобрать, но да, как ни странно это было, это наверно по выражению его взгляда было нежное, ласкающее слово), зачем не пришла ко мне?
Он опять зарыдал. К княжне Марье вдруг воротилась способность слез.[7] Она нагнулась к его груди и зарыдала, он пожал ее руку и замахал головой, чтоб она шла к двери.
— Не послать ли за священником? — сказал шопотом Т[ихон].
— Да, да.
Княжна Марья обратилась к нему. Она еще ничего не успела сказать, как он проговорил:
— Священника, да.
Княжна Марья вышла, послала за священником и побежала в сад. Был[8] жаркий августовский день, тот самый, в который князь Андрей заезжал в Лысые Горы. Она выбежала в сад и,
- ↑ Зачеркнуто: не выпускала
- ↑ Зач.: — Ах! Я
- ↑ Зач.: несча[стьи]
- ↑ Зач.: осо[бенно]
- ↑ Зач.: Всё равно
- ↑ Зач.: — Ах,
- ↑ Зач.: и рыданий
- ↑ Зач.: яркий
