было его существенным основанием. Историки эти,[1] отступая от первоначального взгляда героической истории, устремленного на одну вершину конуса, и стараясь дать необходимое значение героям, спускаясь вниз по конусу истории, стараются согласить сделкой разногласие истории с требованиями разума, но, не удержав первоначальный взгляд истории и не отрешившись от него, приходят к худшим результатам, чем первые. Можно допустить, что внешняя сила, двигающая конус истории, действует на одну точку его вершины, но решительно непонятно, каким образом эта сила размещается, находясь в самом конце, только по вершине его. Понятно, что Наполеон, имеющий божественную власть, приказывает набирать солдат, и солдаты набираются.[2]
Очевидность связи того, что мы называем следствием, с тем, что мы называем причиной, в этом героическом взгляде на историю, не говоря о том, справедлив ли он, понятна.
Но каким образом то, что Шатобриан написал брошюру, или то, что Метерних сказал такие-то слова, сделало то, что мы называем восстановлением Бурбонов, т. е. казни, изгнания, перемещения богатств — не только непонятно, но и неочевидно, как в первом случае. Каким образом книга Contrat Social сделала то, что французы резали друг друга, или то, что на В[енском] К[онгрессе] Т[алейран] сел на известный стул, сделало то, что границы Франции стали другие, — непонятно и неочевидно.[3]
- ↑ Зачеркнуто: критикуя
- ↑ Зач.: Приказы: Александр приказывает посадить Людовика XVIII на трон Франции, и его сажают.
- ↑ Зач.: Из этого вечного существенного противуречия, лежащего в самом взгляде этих историков на свой предмет, историки эти спасаются в произвольно взятых отвлечениях, которые они выдают за смысл истории, и в признании какого-то исторического таинства, делающего исторического человека человеком своего времени. ⟨Отвлечения эти:⟩ То ⟨это⟩ падение 3[ападной] Римской Империи, то возрождение науки и искусства, реформация, монархическая власть, среднее сословие, феодализм, революционные идеи, свобода народов, конституционализм, национальности и наконец самое общее и темное отвлечение — прогресс, цивилизация. Но все эти отвлечения не затрогивают вопросов истории о движении масс. Все эти отвлечения суть только отвлечения из известной нам деятельности государей и министров, которые в этих отвлечениях признаются роковыми деятелями; вопросы же богатства, бедности, переселения народов, войн, убийств — находятся вне этих отвлечений. Почему вопрос о развитии монархической власти будет для меня интереснее вопроса о истреблении лесов, о средствах пеленать детей, о напитке, вошедшем в употребление, и т. д. Отвлечения эти суть только удобства того исторического изложения, которое не захватывает жизни. ⟨Лудовик ХІV был человек своего времени, основатель силы государства. Лудовик ХІV⟩ Последнее отвлечение, на которое стремится мерить история, есть прогресс цивилизации, определение которого мы тщетно бы стали искать у историков. Но какого бы взгляда ни держались историки, все согласны, что массы движутся по воле некоторых. ⟨Ежели не⟩ Или герои руководят действиями масс, или массы руководят действиями героев, или герои вместе с массами подчиняются одним общим законам. ⟨Нельзя себе представить, чтобы⟩ Историки же говорят, что несколько человек, связанных между собою законом необходимости ⟨руководили действиями масс⟩, т. е. сами подчиненные законам, руководили действиями масс.
