— одинъ сынъ — не сынъ, два сына — полсына, три сына — сынъ. Прошло 6 лѣтъ, и остался у отца одинъ средній сынъ Карней. Меньшаго Савелья въ первый наборъ 17... [года] при царѣ Петрѣ сдали въ солдаты. Старшаго убило въ лѣсу деревомъ, сноху выдали замужъ за вдовца въ орловскую вотчину. Прошло еще 4 года, самъ старикъ Iона захворалъ и умеръ; и остался одинъ Карней со старухою-матерью, съ женою и тремя дѣвчонками: самъ шёстъ кормиться, а самъ другъ съ женою работать. При старикѣ дворъ Захаркиныхъ былъ богатый: было семь лошадей, три коровы, больше двухъ десятковъ овецъ, были и пчелы. Кромѣ своей жеребьевой земли каждый годъ старикъ бралъ у помѣщиковъ своего села землю. Въ селѣ было 5 помѣщиковъ, и вся земля была черезполосная: на гумнѣ у старика Іоны всегда хлѣбъ за хлѣбъ заходилъ и были у старика зарыты деньги. Но померъ старикъ, остался Карней на одномъ жеребью и лошадей, коровъ осталось у него: двѣ лошади, корова и пять овецъ.
Работалъ онъ не покладая рукъ, но, какъ ни хлопоталъ онъ, дворъ все опускался и опускался, и только только онъ кормился и справлялъ мирскія, государевы и помѣщичьи подати и кормился съ семьею. Такъ случилось въ 1723-мъ году въ самую уборку. Съ недѣлю времени шли дожди и отбили отъ работы, такъ что къ Заговенамъ вся работа свалилась въ одно время; какъ только разведрилось, мужики всѣ дружно взялись за свозку съ поля оставшихся сноповъ. Возили день и ночь. Урожай яроваго въ этомъ году былъ хорошъ. Карней на пяти осьминникахъ нажалъ девяносто шесть крестцовъ. Наканунѣ Спаса мужики свозили ужъ послѣдній овесъ и на завтра хотѣли запускать скотину въ яровое поле, но у Корнея еще оставались не свожены два осминника. Скотину уже выгнали. Мужики поужинали и поѣхали въ ночное, а Корней все еще возилъ. Стали уже приставать лошади — кобыла съ жеребенкомъ, но Корней все еще возилъ. Хотѣлось ему довозить послѣднее, чтобы не разбила копны скотина, но еще и не поздно было, какъ отказалась не лошадь, a Марѳа брюхатая, на сносѣ, жена его, подававшая ему на возъ снопы изъ крестовъ. Снопы ссохлись послѣ дождя, свясла закалянѣли и разрывались; Марѳѣ, что ни снопъ, надо было перевязывать, а то всѣ разрывались на вилкахъ. Сначала шло дѣло споро, она и перевязывала, и подавала, и Корней только успѣвалъ укладывать снопы, которыми заваливала его ловкая къ работѣ Марѳа. Но возъ ужъ былъ до половины наложенъ, какъ вдругъ Марѳа остановилась, оперлась на вилки и застонала.
— Силъ моихъ нѣту, Карнеюшка, видно нынче я тебѣ не работница.
— Э! Дуй тебѣ горой! — проговорилъ Корней. И сообразивъ, что баба родить собирается, онъ плюнулъ, соскочилъ съ воза, самъ увязалъ его, молча подсобилъ присѣвшей у колеса
