и стонавшей бабѣ влѣзть на пустую телѣгу и свезъ накладенный возъ и бабу домой.
Вдвинувъ телѣги въ дворъ, онъ кликнулъ мать, высадилъ бабу, и сталъ выпрягать лошадей. Старшая дѣвченка Аксютка его 10 лѣтъ, бѣгавшая за бабкой, вышла къ нему на дворъ, когда онъ, ужъ снявъ хомуты съ лошадей, привязывалъ ихъ къ грядкѣ телеги, чтобы вести въ ночное.
— Аксютка! Аксютка. Поди у бабки хлѣба возьми, да шубу вынеси, — сказалъ онъ дѣвчонкѣ. —
— Я тебѣ, батюшка, сюда на крылечко и вынесу ужинать. Бабушка велѣла.
Босоногая шустрая дѣвочка живо вынесла отцу хлѣбъ, чашку и кувшинчикъ съ квасомъ и огурцовъ за пазухой. Поставивъ на крылечко, сбѣгала за столешникомъ, солью и ножикомъ. Какъ большая, собравъ ужинъ, стала у двери. Помолясь Богу, Корней поѣлъ и, вставъ отъ ужина, взялъ у дѣвчонки шубу и погладилъ ее по головѣ и пошелъ къ лоша[дямъ].
— Гляди, опять дѣвку родитъ, — сказалъ онъ себѣ, вслушиваясь къ доносившимся до него изъ избы стонамъ. И, кинувъ шубу на мерина, отвязалъ лошадей и повелъ къ воротамъ. Затворивъ за выведенными на улицу лошадьми скрипучія ворота, онъ взвалился, чуть поднявшись на ципочки своимъ худымъ длиннымъ тѣломъ на чалаго потнаго подъ мѣстомъ сѣделки мерина, и, перекинувъ усталую ногу, усѣлся половчѣй на худомъ, остромъ хребтѣ лошади и, доставъ стоявшую въ углѣ чекушку, погналъ въ ночное.
Ночное сидоровскіе мужики стерегли сообща съ пашутинскими и стерегли строго, потому что въ это лѣто въ округѣ много отбито было разбойниками лошадей у мужиковъ и помѣщиковъ. Выѣзжая за околицу, Корней вспомнилъ о томъ, какъ подъ Ильинъ день слышно было: разбойники ограбили Троицкаго помѣщика и увезли семь подводъ награбленнаго добра. О томъ, какъ на прошлой недѣлѣ въ лѣсу бабы, ходя за малиной, наткнулись на недобрыхъ людей, какъ вчерась Терентій — лѣсникъ встрѣтилъ троихъ съ ружьемъ и на-силу ушелъ, и задумался о томъ, гдѣ ночуютъ нынче мужики; вчера ночевали въ Скородномъ и толковали о томъ, что голодно стало для лошадей и хотѣли назавтра гнать въ Барсуки. Карней пріостановилъ лошадь и сталъ прислушиваться и приглядываться на правую сторону къ Барсукамъ.
Слухомъ ничего разслышать не могъ Корней. Послышалось ему, что ржутъ лошади въ Скородномъ, да разобрать нельзя было изъ за собакъ, которыя, хотя и отстали отъ него, но все, встревоженныя его проѣздомъ, еще лаяли у околицы.
— Да и то, — подумалъ Корней, — можетъ наши лошади ржутъ, а можетъ дорожныя.
Большая дорога изъ Мценска въ Ефремовъ проходила мимо самаго Скороднаго и лѣтней порой проѣзжіе на ней отпрягали
