какъ будто недовольный чѣмъ-то, нахмурился, но, вспомнивъ страшные дни и говѣнье, только нахмурился и, поддерживаемый двумя лакеями, вошелъ въ колебавшуюся отъ тяжести его грузнаго тѣла коляску и сѣлъ на лѣвую сторону, отдуваясь. Лакеи вскочили на задъ; форейторъ, скосившись, оглянулся.
— Пошелъ!
Генералъ лѣвой рукой снялъ шапку съ красивой лысой головы и наложилъ крестъ на широкую, выпуклую грудь.
Погода на шестой недѣлѣ стояла теплая и ясная, но съ страстной начались заморозки, и нынче въ четвергъ выпалъ снѣжокъ. Онъ таялъ уже, и пристяжныя съ туго и коротко подвязанными хвостами шлепали по грязи, мелькая вдоль деревъ аллеи. Генералъ на легкой качкѣ поглядывалъ на эту пофыркивающую пристяжную и на сѣдую прядь хвоста, которая была захлестнута узломъ, и, какъ знатокъ и охотникъ лошадиный, на уступами между ногъ выступающіе, и какъ угломъ отрѣзанные мослы заднихъ ногъ; но думалъ онъ не о пристяжной, а о томъ, зачѣмъ нельзя ему попросить прощенья у всѣхъ своихъ людей, какъ это дѣлалъ онъ въ дѣтствѣ.
«Кто Богу не грѣшенъ, царю не виноватъ» говорилъ онъ себѣ, вглядываясь въ широкую спину кучера Николая и вспоминая, какъ онъ постомъ наказалъ его за захромавшаго жеребца. Я бы желалъ у нихъ всѣхъ просить прощенья, и то хорошо.
«Господи, помилуй мя, грѣшнаго», проговорилъ онъ, въѣзжая въ улицу села Излегощи. На улицѣ еще никого не было, только дымъ, подымавшійся изъ трубъ, показывалъ, что народъ всталъ. «Тоже этотъ народъ, — думалъ онъ, вспоминая свой споръ о землѣ съ этими излегощинскими мужиками. — Вѣдь я просилъ ихъ смѣнять, продать, вызывалъ ихъ на межеванье. А они сами же нагрубили. Ну, что жъ дѣлать. Я бы и радъ былъ жить въ согласьи со всѣми». Но, несмотря на эти доводы, князь опять вздохнулъ и проговорилъ: «А и грѣшенъ, то, Господи, помилуй меня. Я смиряюсь передъ тобой. Да и на что имъ земля? — продолжалъ онъ думать. — Они и такъ могли бы быть богаты. Земли больше, чѣмъ у моихъ, барщины нѣтъ, a всѣ голые. Вотъ сынокъ, князь Александръ, все говоритъ: «вольность», вспомнилъ князь сына. — Вотъ и вольны. Что же имъ за польза? Всѣ нищи. Нѣшто одинъ Иванъ Ѳедотовъ», подумалъ онъ, проѣзжая мимо свѣжо покрытаго большаго, въ двѣ связи, двора съ виднѣвшимся позади его садомъ яблоновымъ, еще съ голыми листьями.
«Это аккуратный, зажиточный мужикъ». И въ самое то время, какъ князь это думалъ, подъѣзжая къ дому Ивана Ѳедотова, самъ Иванъ Ѳедотовъ, вставшій раньше всѣхъ мужиковъ своего 20-душнаго семейства, въ отворенныя ворота, прихрамывая, вывозилъ на себѣ соху съ привязанной къ оглоблямъ болтавшейся сѣделкой. Старуха его отворяла ворота. Увидавъ князя, старуха вышла на середину воротъ и, закинувшись назадъ,
