Я бы очень радъ былъ, ежели бы чуланъ былъ версты за двѣ, и рама вѣсила бы въ пятеро больше: мнѣ бы доставило наслажденіе измучаться, относя ее.
Когда я вернулся въ комнату, кирпичики, цвѣточки и соленыя пирамидки были сняты, и Николай крылушкомъ сметалъ песокъ и сонныхъ мухъ въ растворенное окно. Свѣжій, пахучій весенній воздухъ уже проникъ въ комнату. Изъ окна слышался городской шумъ и чиликанье птичекъ въ полисадникѣ. Всѣ предметы были освѣщены ярче; легкій вѣтерокъ шевелилъ листья моей [?] алгебры и волоса на головѣ Николая, который съ засученными руками отковыривалъ замазку отъ притолокъ. Я подошелъ къ окну, облокотился на него, и мнѣ стало удивительно хорошо; но не одно хорошо — мнѣ было и грустно отчего-то. Проталинки въ палисадникѣ, на которыхъ кое-гдѣ показывались ярко зеленыя иглы новой травы съ жолтыми стебельками; ручьи мутной воды, по которымъ вились прутики и кусочки чистой земли; пахучій воздухъ; весенніе звуки — все говорило мнѣ: ты могъ бы быть лучше, могъ бы быть счастливње! Чувство природы указывало мнѣ почему-то на идеалъ добродѣтели и счастія. Мое прошедшее не совсѣмъ совпадало съ нимъ, и грусть, которую я чувствовалъ, была почти раскаяніе, но слившееся до того съ сознаніемъ будущности и убѣжденіемъ въ усовершенствованіи, что это было не чувство раскаянія, а чувство сожалѣнія и надежды, чувство юности. —
Николай уже давно смелъ подоконникъ и вышелъ изъ комнаты, а я все еще сидѣлъ у открытаго окна, полной грудью вдыхалъ воздухъ и думалъ: я могу быть лучше и счастливње и буду лучше и счастливње. Съ поступленіемъ въ университетъ, я перестаю быть ребенкомъ, я буду учиться такъ, чтобы быть первымъ не только въ Университетѣ, но во всей Россіи, во всей Европѣ, въ цѣломъ мірѣ. Нынче исповѣдаюсь — сложу съ себя всѣ старые грѣхи, (всѣ разскажу и раскаюсь) и ужъ больше ни за что не буду дѣлать этого. (Здѣсь я припоминаю всѣ грѣхи, которые приготовился разсказать духовнику, и одинъ ужасно мучаетъ меня, не потому, чтобы я находилъ его особенно тяжелымъ, но потому, что мнѣ стыдно будетъ сказать его Священнику). Съ нынѣшней весны начинаю рано вставать рано утромъ, потомъ, когда буду студентомъ, верхомъ буду ѣздить одинъ на Воробьевы Горы готовить лекціи, буду по цѣлымъ днямъ сидѣть на воздухѣ въ тѣни и читать, или буду рисовать виды; я не умѣю рисовать, но думаю, что выучусь отлично рисовать. Одна дѣвушка, брюнетка съ род[инкой] подъ губой и прав[?ымъ?] глаз[?омъ?], которая тоже ходитъ потихоньку гулять по утрамъ съ горничной на Воробьевы Горы, подойдетъ ко мнѣ и спроситъ, кто я такой. Я скажу: «Я сынъ Священника». Она подастъ мнѣ руку и скажетъ: «Я васъ понимаю», а я скажу: «садитесь сюда, подлѣ меня», и такъ просто, но печально посмотрю ей въ глаза. Она сядетъ и каждое утро въ
