— Да Варенька Русская.
— Тѣмъ она и мила, что Русская, a тѣмъ непріятна, что набралась духа здѣшняго.
Кити замолчала; подъ вліяніемъ неудовольствія, вызваннаго разговоромъ съ Варенькой, многое изъ словъ отца запало ей въ голову.
— Ну, купили булокъ и пойдемъ, мама ждетъ, — сказалъ Князь.
— A тебѣ ужасно скучно, папа, — сказала Кити улыбаясь.
— Есть грѣшокъ. Не скучно, a тѣсно, некого побранить. Поворчать нельзя. А, Марья Евгеньевна, — обратился онъ къ Русской знакомой дамѣ, — пойдемте съ нами. Вотъ распрашиваетъ меня, скучно ли мнѣ. Я говорю: поворчать не на кого. Вѣдь я люблю, она знаетъ, поутру посидѣть за чаемъ съ сигарой въ своемъ соку, какъ говядина, знаете, въ своемъ соку.
— Ну ужъ Князь скажетъ, — разразившись смѣхомъ, сказала Марья Евгеньевна. — Ну что, вы въ Кисингенѣ много Русскихъ нашли?
— Пропасть. Петровы, Мягкіе, Назоновы, Тали, Каренинъ.
— Да что-то, говорятъ, онъ очень боленъ.
— Нѣтъ, все такой же. Онъ никогда особеннымъ весельчакомъ не былъ, ну а теперь еще мрачнѣе. Тамъ уморительно: какъ кто пріѣдетъ, Staendchen[1] даютъ.
— Что такое?
— Соберутся музыканты и играютъ подъ окнами. Ну, про него какъ узнали, ему такой Staendchen задали, что меня разбудили. Вы понимаете какъ ему весело.
Въ такихъ разговорахъ они пришли къ дому. Княгиня уже ждала своихъ въ саду въ тѣни каштана, гдѣ они обыкновенно пили кофе въ хорошую погоду.
— Что, нашъ Herr[2] нынче не сердитъ? — спросилъ Князь жену.
— Нѣтъ, онъ очень милъ, и сливки отличны.
Скоро Herr этотъ, здоровенный мужикъ, хозяинъ, въ фартукѣ съ засученными рукавами явился съ подносомъ. И скоро пришла[3] Варенька. Князь взялъ газету и прочелъ вслухъ: «желаютъ мужа съ среднимъ состояніемъ среднихъ лѣтъ» и т. д.
— Молодцы нѣмцы, все у нихъ акуратно. Какъ вы на это смотрите? Вотъ, Кити, ты хвалишь Европейское. Я говорю, что у насъ все по сердцу, а у нихъ по акуратности.
Пріѣхавъ къ своимъ, князь распросилъ про ихъ житье бытье и, узнавъ про знакомство Кити съ М-ме Шталь, Варенькой и
