— Нѣтъ, нѣтъ, не можетъ быть. Нѣтъ, ради Бога...
— Да, узналъ, что она измѣнила...
— Но какъ? Алексѣй Александровичъ, простите меня, — она взяла его за локоть. — Это не можетъ быть. Почемъ вы знаете, почемъ онъ узналъ?
— Ахъ, это разсказать нельзя. Нельзя разсказать то, что чувствуетъ мужъ, когда у него сомнѣнія, когда кажется, что лучше все знать, чѣмъ сомнѣваться, и когда потомъ увидишь, что все таки лучше сомнѣваться.
— Нѣтъ, я знаю, знаю все это. Но какже могъ онъ узнать?
— Она сама сказала ему — сказала, что она не любитъ его, что все прежнее, всѣ 6 лѣтъ и сынъ, что все это была шутка, ошибка, что она хочетъ жить сначала.
— Нѣтъ, Алексѣй Александровичъ, я не вѣрю.
— И я не вѣрю, и я не вѣрю минутами, — онъ рыднулъ. — Только то, что онъ не вѣритъ, всегда даетъ ему силу жить. Но она сказала все это, и всѣ подозрѣнія освѣтились свѣтомъ несомнѣнности, все стало ясно. Все прошедшее, казавшееся счастьемъ, стало ужасно. Сынъ сталъ отвратителенъ.
— Этаго я не понимаю.
— Теперь скажите, что дѣлать мужу. Не для себя, не для своего счастья. Своего счастья уже нѣтъ. (Алексѣй Александровичъ говорилъ, а самъ удивлялся, какъ для него самаго уяснялось въ первый разъ его положеніе), но что ему дѣлать для нее, для сына, для того чтобы поступить справедливо.
— Что дѣлать? Что дѣлать? — Она открыла ротъ въ болѣзненную улыбку, и слезы выступили у ней на глаза. Она знала, что дѣлать — то, что она дѣлала — нести крестъ. Она и сказала: «нести», но остановилась.
— То то и ужасно въ этомъ родѣ горя, что нельзя, какъ во всякомъ другомъ, въ потерѣ, смерти, нести крестъ, а тутъ нужно дѣйствовать. Нужно выдти изъ того унизительнаго положенія, въ которое вы поставлены. Нельзя жить втроемъ.[1]
— Я не понимаю этаго; но я думаю, что отъ такого увлеченія однаго можно удержать, спасти. Знаю, не будетъ уже счастія, но не будетъ погибели, но я по себѣ сужу, не удивляйтесь: если бы я разъ пала и меня не остановили бы, я бы погибла совсѣмъ, совсѣмъ — ея, ея спасти нужно.
— Вотъ этаго я никогда не думалъ, — сказалъ задумавшись Алексѣй Александровичъ. — Я не могу вдругъ понять нѣкоторыхъ вещей, мнѣ надо подумать. Да. Но мужъ не думалъ этаго. Онъ думалъ одно — что дѣлать. Выходы извѣстные. Дуэль, убить или быть убитымъ. Этаго онъ не могъ сдѣлать, вопервыхъ, потому, что онъ Христіанинъ, вовторыхъ, потому, что это губило совсѣмъ ее, ея репутацію и сына. Остается другое — увѣщаніе
- ↑ Рядом на полях написано: ⟨— Для дѣтей! все для дѣтей! — вскрикнула она.⟩
