Алексѣй Александровичъ слушалъ безъ интереса всѣ рѣчи: онъ чувствовалъ, что онѣ не захватывали его задушевныхъ вопросовъ и страданій; еще съ большимъ, если возможно, пренебреженіемъ онъ прослушалъ неожиданную выходку Степана Аркадьича. Онъ, Степанъ Аркадьичъ, самъ дурной мужъ, не стоящій мизинца своей прелестной жены, тоже разсуждаетъ о томъ, какъ долженъ поступить честный человѣкъ! Алексѣй Александровичъ не обратилъ никакого вниманія на эти слова, но — странное дѣло — возвращаясь домой, слова эти вспоминались ему безпрерывно, и онъ думалъ о томъ, какъ бы онъ написалъ вызовъ, и злобу, потребность мщенія къ нему онъ начиналъ чувствовать.
«Нѣтъ, — сказалъ онъ самъ себѣ, остановившись у выходной двери гостинницы, — нѣтъ истолкованія, нѣтъ средства. Ни церковь, ни умники, ни свѣтъ, ни эта добрая жена — никто мнѣ не далъ отвѣта и успокоенія. Да, какъ и во всякомъ горѣ, надо дѣйствовать и нести одному». И опять вдругъ какъ стрѣльнула его въ сердце мысль о томъ, кто виною тому, что онъ одинъ, и опять слова Степана Аркадьича, и Алексѣй Александровичъ испытывалъ то всѣми испытываемое чувство, что воспоминаніе о преступленіи, о дурномъ дѣлѣ не столько насъ мучаетъ, сколько несоблюденное условное приличіе. Ему вдругъ, несмотря на то, что онъ разумомъ 1000 разъ обдумывалъ, что нельзя драться, ему стыдно, до краски стыдно стало, что онъ безнаказанно позволилъ отнять у себя жену. «Нѣтъ, вздоръ. Надо дѣйствовать для развода и написать адвокату требуемыя подробности».
Алексѣй Александровичъ, оставшись одинъ, почувствовалъ, что онъ совершенно растроенъ и выбитъ изъ своей колеи. Утромъ, занимаясь разводнымъ дѣломъ по бумагамъ, все это понемногу укладывалось, укладывалось и улеглось наконецъ, какъ дѣло возможное и опредѣленное, но Степанъ Аркадьичъ спуталъ его совершенно: съ одной стороны, самое дѣло казалось не такъ страшно, съ другой стороны, казалось еще страшнѣе. Съ одной стороны, если думать, что Степанъ Аркадьичъ выразилъ свое искреннее мнѣніе, то, судя по его словамъ, въ дѣлѣ развода нѣтъ ничего необыкновеннаго, и всѣ очень просто посмотрятъ на это, но, съ другой стороны, можно было предполагать, что Степанъ Аркадьичъ смотрѣлъ на дѣло
