Какъ ни странно было его положеніе въ домѣ во время 1-го дня ея болѣзни, когда Вронскій былъ весь день тутъ же, странность этого положенія не замѣчали ни окружающіе, ни онъ самъ: вниманіе всѣхъ было сосредоточено на ней, пока въ ней боролась жизнь съ смертью, но когда докторъ объявилъ, что опасность миновалась и что есть болѣе вѣроятностей жизни, чѣмъ смерти, несмотря на то, что Вронскій не ѣздилъ болѣе, Алексѣй Александровичъ[1] чувствовалъ себя въ невозможномъ положеніи, когда прошло то размягченіе, произведенное въ ней близостью смерти. Алексѣй Александровичъ замѣтилъ, что Анна боялась его, не могла смотрѣть ему прямо въ глаза. Докторъ и акушерка постоянно высылали его изъ ея комнаты и удивлялись, что она такъ медленно поправляется. Алексѣй Александровичъ же чувствовалъ, что онъ былъ помѣхой ея выздоровленію, что простить — одно дѣло и возможно; а возстановить, склеить разбитую семейную жизнь — другое дѣло и невозможно. Но что дѣлать, что предпринять, онъ не зналъ.
Въ Министерствѣ его сослуживцы и подчиненные, въ свѣтѣ его знакомые, домашніе, прислуга — всѣ замѣчали въ немъ растерянность,[2] нерѣшительность и стыдливость, возбуждавшія жалость. Онъ забывалъ то, что начиналъ говорить, не слушалъ то, что говорили, и имѣлъ видъ человѣка, который хочетъ что то спросить и не рѣшается. Онъ пріѣхалъ въ 4 часа изъ Министерства.[3] Входя въ свою переднюю, послѣ душевной тишины, которую давала ему работа въ Министерствѣ, онъ испытывалъ чувство подобное человѣку, который входилъ въ застѣнокъ пытки. Онъ былъ такъ озабоченъ своими мыслями, что, входя на крыльцо, не замѣтилъ двухъ экипажей, изъ которыхъ одинъ — англійская въ шорахъ упряжь княгини Бетси. Только онъ вошелъ в переднюю, онъ увидалъ красавца лакея
- ↑ Зачеркнуто: зналъ, что онъ тутъ безпрестанно узнаетъ, что Бетси пріѣзжаетъ для него, что сама Анна имѣетъ о немъ извѣстія черезъ Бетси. Анна кормила ⟨его ребенка⟩ новорожденную дѣвочку.
- ↑ Зач.: жалкую
- ↑ Зач.: и прошелъ прямо въ гостиную. Бетси сидѣла въ кабинетѣ жены, и онъ слышалъ ихъ взволнованные голоса, слышалъ слова: «онъ не можетъ...», сказанныя ею. Онъ не вошелъ къ нимъ, а прошелъ въ маленькую дверь, въ коридоръ и дѣтскую. Миша рисовалъ и вскочилъ поздороваться съ отцомъ. Няня Т. В. поднялась съ Варей ему навстрѣчу. Онъ поздоровался. — Что съ ней? — спросилъ онъ. — Да 2-й день хвораютъ. Ни доктора не было, ни мать не заботилась. Онъ хотѣлъ сказать и замолкъ. Няня тоже открыла ротъ. — Что, няня? И онъ вздохнулъ и отвернулся. — Б[огу] м[олитесь], [сударь], Б[огу] м[олитесь]. Онъ, едва удерживая слезы, вышелъ и, проходя черезъ гостиную, услыхалъ еще голосъ Степана Аркадьича (онъ уже 3 дня былъ въ Петербургѣ). Онъ зашелъ къ нимъ, и они всѣ спокойно поговорили о пріѣздѣ Персидского посла. Алексѣй Александровичъ пошелъ къ себѣ.
