Пріѣхавъ домой, она долго не снимала своего тяжелаго платья и не позволяла себѣ думать о томъ, что было. Она ждала Вронскаго, чтобы при немъ думать и сказать ему все, что она думаетъ и чувствуетъ. Ей казалось сначала, что онъ, одинъ онъ былъ виноватъ во всемъ. Зачѣмъ онъ не поѣхалъ съ нею, зачѣмъ онъ не подошелъ къ ней? Зачѣмъ онъ не отговорилъ ее ѣхать? Но прошли полчаса, онъ не ѣхалъ, и она стала думать о томъ, что было.
Вспоминая теперь, она не могла понять самое себя. Какъ? какимъ путемъ могла она рѣшиться поѣхать — поставить себя въ это ужасное положеніе? Она Богъ знаетъ кто — неприлично сидѣть съ ней рядомъ, вспоминала она. Она, стало быть, une femme entretenue.[1]
«Но все таки какъ онъ смѣлъ это думать. Какъ жалости у него не было. Какъ онъ не понялъ моихъ страданій. Я сдѣлала это потому, что я не знаю, любитъ ли онъ меня. Я хотѣла испытать его любовь. Онъ не долженъ былъ довести меня до этаго. Если бы онъ любилъ, какъ я. Если бы онъ любовался мной, какъ я любовалась имъ тутъ въ театрѣ, каждымъ жестомъ его, улыбкой, какъ онъ стоялъ у рампы съ Серпуховскимъ. Но вотъ шаги; вѣрно, онъ. Если бы онъ былъ тутъ, развѣ я страдала бы, развѣ я бы могла думать объ униженіи? Что всѣ эти слова, когда онъ тутъ и его любовь моя. Нѣтъ, это не онъ, но теперь онъ скоро придетъ».
Она сняла платье, переодѣлась и ждала его, но его не было. Все она продала за его любовь, и этой любви не было, если онъ могъ оставить ее въ такую минуту. И усумнившись въ его любви, все униженіе ея положенія представилось ей во всемъ ужасѣ. И онъ былъ виноватъ въ этомъ, и она то ненавидѣла, то любила его.
Онъ былъ сердитъ за то, что она поставила его въ ложное положеніе, и не хотѣлъ придти къ ней, пока не пройдетъ его сердце. Но когда онъ утромъ пришелъ къ ней, она встрѣтила его словами:
— Зачѣмъ вы пришли. Между нами все кончено.
И она разрыдалась слезами стыда и отчаянія. Слезы ея сразу покорили его. Онъ просилъ прощенія, онъ во всемъ считалъ виноватымъ себя. Онъ умолялъ ее вѣрить въ свою любовь. И тѣ слова увѣренія въ любви, которыя ему казались такъ пошлы, что онъ въ сомнѣніи выговаривалъ эти слова, она впивала въ себя и чувствовала, что одни эти слова могутъ дать ей силы жизни. Это была ихъ первая ссора. Ссора заглушила все то, что было поводомъ къ ней. Пребываніе въ Петербургѣ казалось имъ, особенно Аннѣ, дурнымъ сномъ, и они поѣхали въ деревню какъ вновь влюбленные, радуясь на свое счастье.
- ↑ [содержанка.]
