Она, сердечная, какъ упала на бокъ, такъ и лежитъ, только бьется ногами, — до земли не достаетъ; въ головѣ дыра, и изъ дыры такъ и свищетъ кровь черная, — на аршинъ кругомъ пыль смочила.
Одинъ татаринъ подошелъ къ лошади, сталъ сѣдло снимать. Она все бьется, — онъ вынулъ кинжалъ, прорѣзалъ ей глотку. Засвистѣло изъ горла, трепенулась и паръ вонъ.
Сняли татары сѣдло, сбрую. Сѣлъ татаринъ съ красной бородой на лошадь, a другіе подсадили Жилина къ нему на сѣдло; а чтобы не упалъ, притянули его ремнемъ за поясъ къ татарину и повезли въ горы.
Сидитъ Жилинъ за татариномъ, покачивается, тычется лицомъ въ вонючую татарскую спину. Только и видитъ передъ собой здоровенную татарскую спину, да шею жилистую, — да бритый затылокъ изъ подъ шапки синѣется. Голова у Жилина разбита, кровь запеклась надъ глазами. И нельзя ему ни поправиться на лошади, ни кровь обтереть. Руки такъ закручены, что въ ключицѣ ломитъ.
Ѣхали они долго съ горы на гору, переѣхали въ бродъ рѣку, выѣхали на дорогу и поѣхали лощиной.
Хотѣлъ Жилинъ примѣчать дорогу, куда его везутъ, — да глаза замазаны кровью, а повернуться нельзя.
Стало смеркаться; переѣхали еще рѣчку, стали подниматься по каменной горѣ, запахло дымомъ, забрехали собаки. Пріѣхали въ аулъ[1]. Послѣзли съ лошадей татары, собрались ребята татарскіе, окружили Жилина, пищатъ, радуются, стали камнями пулять въ него.
- ↑ Аулъ — татарская деревня.
