Только подумалъ — глядь: на лѣво, на бугрѣ стоятъ трое татаръ, десятины на двѣ. Увидали его, — пустились къ нему. Такъ сердце у него и оборвалось. Замахалъ руками, закричалъ что было духу своимъ:
— Братцы! выручай! братцы!
Услыхали наши, — выскочили казаки верховые. Пустились къ нему — наперерѣзъ татарамъ.
Казакамъ далеко, а татарамъ близко. Да ужъ и Жилинъ собрался съ послѣдней силой, подхватилъ рукой колодку, бѣжитъ къ казакамъ, а самъ себя не помнитъ, крестится и кричитъ:
— Братцы! братцы! братцы!
Казаковъ человѣкъ 15-ть было.
Испугались татары, — не доѣзжаючи стали останавливаться. И подбѣжалъ Жилинъ къ казакамъ.
Окружили его казаки, спрашиваютъ: «кто онъ, что за человѣкъ, откуда?» А Жилинъ самъ себя не помнитъ, плачетъ и приговариваетъ:
— Братцы! братцы!
Выбѣжали солдаты, обступили Жилина; кто ему хлѣба, кто каши, кто водки; кто шинелью прикрываетъ, кто колодку разбиваетъ.
Узнали его офицеры, повезли въ крѣпость. Обрадовались солдаты, товарищи собрались къ Жилину.
Разсказалъ Жилинъ, какъ съ нимъ все дѣло было, и говоритъ:
— Вотъ и домой съѣздилъ, женился! Нѣтъ, ужъ видно не судьба моя.
И остался служить на Кавказѣ. А Костылина только еще черезъ мѣсяцъ выкупили за пять тысячь. Еле живаго привезли.
