только работа над разумением. Одни работают над хозяйской гривной, другие не работают для хозяина, третьи и не работают и не признают хозяина. Одни люди живут разумением, другие не живут им, но оно мертво лежит в них, третьи не признают его. Хозяин вернулся и спрашивает отчета. Это смерть временная и расчет жизни. Одни приходят и говорят, что они работали над гривной, те входят в жизнь хозяина. И хозяин не считает, кто больше, кто меньше заработал. Все одинаково делаются участниками жизни хозяина. Кто примет разумение, тот и имеет жизнь.
Кто имеет разумение и положился на пославшего его, тот имеет жизнь невременную и не знает смерти, а перешел в жизнь. Другие приходят и говорят, что они не работали над гривной, не отказываются от гривны, но говорят, что незачем работать, потому что работай не работай, их ждет казнь. Они знают жестокость хозяина. Другие люди имеют разумение, но не полагаются на него. Они говорят себе: работай — не работай, всё равно умрешь и ничего не останется, поэтому нечего с ним делать. На это царь говорит: если ты знаешь, что я жесток, то тем больше надо было делать мою волю. Зачем же ты не попытался делать, а? Если люди знают, что смерть временная неизбежна, то почему же не попытаться жить исполнением воли Божией — разумением. И царь говорит: отнимите у них гривну и дайте тем, у кого есть. Царю всё равно, у кого гривны, только бы они были. Так же как мужику всё равно, из какого зерна выйдет колос, только бы был урожай. Если разумение дает жизнь людям по воле их, то люди, которые не держат его, не могут жить и становятся вне жизни. И после смерти временной от них ничего не останется. А тех людей, которые не признают власти царской, царь говорит: тех тоже выкиньте вон. Еще другие люди — те не только не работают над разумением и жизнью, но презирают того отца духа, который дал его, — те тоже не могут жить и также уничтожаются со смертью.
Ἔτι δὲ αὐτοῦ λαλοῦντος τοῖς ὄχλοις, ἰδοὺ, ἡ μήτηρ ϰαὶ οἱ ἀδελφοὶ αὐτοῦ εἱστήϰεισαν ἔξω, ζητοῦντες αὐτῷ λαλῆσαι.
Εἶπε δέ τις αὐτῷ Ἰδοὺ ἡ μήτηρ σου ϰαὶ οἱ ἀδελφοί σου ἔξω ἑστήϰασι, ζητοῦντές σοι λαλῆσαι.
Ὁ δὲ ἀποϰριθεὶς εἶπε τῷ εἰπόντι αὐτῷ Τίς ἐστιν ἡ μήτηρ μου, ϰαὶ τίνες εἰσὶν οἱ ἀδελφοί μου.
Καὶ ἐϰτείνας τὴν χεῖρα αὐτοῦ ἐπὶ τοὺς μαθητὰς αὐτοῦ, εἶπεν Ἰδοὺ ἡ μήτηρ μου ϰαὶ οἱ ἀδελφοί μου.
Ὅστις γὰρ ἂν ποιήσῃ τὸ θέλημα τοῦ πατρός μου τοῦ ἐν οὐρανοῖς, αὐτός μου ἀδελφὸς, ϰαὶ ἀδελφὴ, ϰαὶ μήτηρ ἐστίν.
|
Мф. XII, 46. Когда же он еще говорил к народу, матерь и братья его стояли вне дома, желая говорить с ним. |
И когда он говорил, мать и братья подошли и стали вдалеке, хотели с ним поговорить. |
|
47. И некто сказал ему: вот матерь твоя и братья твои стоят вне, желая говорить с тобою. |
Один человек увидал их и говорит ему: вот мать твоя и братья твои стоят поодаль, хотят с тобой поговорить. |
|
48. Он же сказал в ответ говорившему: кто матерь моя? и кто братья мои? |
А он сказал: кто моя мать и кто мои братья? |
|
49. И указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои. |
И показал рукой на учеников и сказал: вон и мать и братья мои. |
