по-военному, взглянулъ мнѣ въ глаза. «А воинскій уставъ читалъ?» спросилъ онъ строго. «Нѣтъ, не читалъ». — «Такъ и не говори». Онъ тряхнулъ головой и молодецки пошелъ къ своему мѣсту. Въ глазахъ остановившихся прохожихъ я видѣлъ одобреніе и удовольствіе яснаго разрѣшенія затронутаго было вопроса. «Однако обрѣзалъ старика», какъ будто сказали себѣ прохожіе и вполнѣ удовлетворенные пошли каждый за своимъ дѣломъ. Вотъ эту ясность я нашелъ только одинъ разъ, и то только нынѣшній годъ.
Мнѣ грустно было за этаго добраго красиваго малаго въ красномъ околышѣ и казенномъ тулупѣ. Но разсудочная моя потребность была вполнѣ удовлетворена не по отношенію къ одному этому малому, но по отношенію ко всему тому хаосу словъ и отрывковъ мыслей, которыя я слыхалъ и читалъ годами отъ богослововъ, философовъ, ученыхъ, администраторовъ по этому предмету. Это была искра, которая освѣтила все предшествующее. Всѣ эти разсужденія о законѣ развитія человѣчества, о божественной сущности и святости единой церкви, о конфликтахъ воли и разума, о судьбахъ народностей, все, все, что я слыхалъ и что мнѣ казалось иногда соннымъ бредомъ, — все это получило для меня ясный смыслъ. Все это перифразами говорило только то, что сказалъ мнѣ этотъ милый малый въ тулупе и красномъ околышѣ. На мѣсто евангелія — воинскій уставъ: для разговора — евангеліе, для исполненія — воинскій уставъ. Это я понялъ нынѣшній годъ.
Ты добрый человѣкъ. То, что жизнь дѣтей, женщинъ и сотенъ тысячъ людей губится на фабрикахъ механической, нездоровой 15-ти часовой работой, мучаетъ тебя, ты страдаешь этимъ, такъ чтожъ? Не покупай конфетъ, рогожъ, бархату; не предъявляй ко взысканію твои рубли на этихъ самыхъ гибнущихъ людей, и совѣсть твоя будетъ спокойна. Или, если ты все таки покупаешь игрушки, бронзы, бархаты, ты лжешь, что страдаешь за нихъ. Если ты понялъ, что конфеты, которые ты ѣшь, — кровь и слезы людей, ты не будешь ихъ ѣсть. Можетъ быть, ты съѣшь въ морѣ и человѣчьяго мяса, когда придетъ голодъ, ты съѣшь то, что тебѣ необходимо нужно, чтобы жить, но ты не будешь ѣсть людей для забавы. Дикіе угостили путешественника обѣдомъ. И обѣдъ показался ему вкуснымъ. Но онъ узналъ, что для обѣда убили плѣннаго и что онъ ѣлъ человѣчье мясо. Путешественникъ не станетъ больше ѣсть у дикихъ.
Ты говоришь: «безъ меня купятъ бархатъ и бронзы». Это неправда. Безъ тебя, да безъ меня, да безъ третьяго будетъ меньше нужно бронзы. Но даже еслибъ это была и правда, если ты понялъ, что вся твоя роскошь есть слезы и кровь людей, ты не можешь ужъ дѣлать ее».
