После описания времяпрепровождения рабочих, выпущенных на улицу после работы и предающихся разгулу и разврату, следует такое замечание, в печатном тексте выпущенное:
Что бы я сдѣлалъ, когда мнѣ было 20 лѣтъ и когда бы меня держали всю жизнь за станкомъ и выпустили бы на праздникъ съ 10 рублями въ карманѣ, и трактирами съ органами, и дѣвками, и извощиками, готовыми свезти, куда хочу, на каждомъ перекрестке?
Сказав о беспечности едущих на бал и не хотящих знать о том, какая связь между этим балом и теми рабочими, которые ходят по улице пьяными после утомительной работы для изготовления предметов, нужных для бала, Толстой продолжает (это место выпущено в окончательном печатном тексте):
Но мало того, что они не хотятъ знать того, кто и какъ сдѣлалъ имъ ихъ бархаты, вѣера, конфеты, они не видятъ и того, что сотни людей не спали въ эту ночь, отправляя ихъ господъ и дожидаясь ихъ, и сотни кучеровъ, многіе старики, сидѣли въ эту ночь до 7-го часа на козлахъ, махая то той, то другой рукой и удерживая прозябшихъ лошадей (морозъ доходилъ до 25 градусовъ), ⟨поглядывая въ освѣщенныя окна, прислушиваясь къ слабымъ звукамъ музыки и желая только однаго, чтобы у «нашей» заболѣло что-нибудь и чтобы надо было свезти ее домой и самому отогрѣться въ кучерской, а не простудиться на смерть.⟩
Далее на полях следующая вставка, тут же зачеркнутая:
При этомъ надо помнить, что всѣ тѣ люди на фабрикахъ, которые готовили всѣ предметы, нужные для бала, и вся та прислуга — кучера и другіе, которые служили участникамъ бала, — это все счастливцы, побѣдившіе въ борьбѣ за существованіе, что рядомъ съ этими счастливцами есть въ той же Москвѣ десятки тысячъ людей, вытѣсненные этими счастливцами, — не получившіе мѣстъ на фабрикахъ и въ прислугу и въ эту самую ночь съ пустымъ желудкомъ валяющіеся въ ночлежныхъ домахъ, и нѣкоторые умирали, какъ прачка.
Несколько ниже — на протяжении почти целой страницы, захватывая поля, речь идет всё о том же — о вопиющем контрасте между тем, что делается на балах, и тем, что происходит в это время на улице — среди прислуги, дожидающейся своих господ, и бедного, не имеющего пристанища люда. Всё это зачеркнуто.
Немного отступя, следует абзац, частью выпущенный в печатном тексте, частью в измененном виде перенесенный сначала в главу XXII рукописной редакции (см. ниже), а затем в главу XXV окончательного печатного текста:
Мы живемъ такъ, какъ будто нѣтъ никакой связи между умирающей прачкой, 14-лѣтней проституткой, замерзшимъ отставнымъ солдатомъ и нашей жизнью, а между тѣмъ связь
