— Да мало ли ленивцев, которые рады будут тому, чтобы их даром кормили.
— Есть и такие, и мы охотно принимаем их. Недавно пришел один такой, бежавший раб. Сначала он, правда, ленился и жил дурно, но скоро изменил свою жизнь и теперь стал хорошим братом.
— Но если бы он не исправился?
— Есть и такие. Старец Кирилл говорит, что с такими-то и надо поступать, как с самыми дорогими братьями и еще больше любить их.
— Разве можно любить негодяев?
— Нельзя не любить человека.
— Но как же вы можете давать всем то, чего они просят? — спросил Юлий. — Если бы мой отец давал всем, кто просит, у него очень скоро ничего бы не осталось.
— Не знаю, — отвечал Памфилий, — у нас остается на нужду. И если и случится, что нечего есть или нечем прикрыться, так мы у других просим, и нам дают. Да редко случается. Мне только раз и случилось лечь спать без ужина. Да и то оттого, что устал я очень и не хотелось идти к брату просить.
— Не знаю, как вы делаете, — сказал Юлий, — только, как отец говорит, если свое не беречь, да если еще давать всем, кто просит, так сам с голоду умрешь.
— Мы не умираем. Приди, посмотри. Мы живем и не только не нуждаемся, но даже много лишнего у нас.
— Да как же это так?
— А вот отчего. Исповедуем мы все один закон, но силы исполнения закона у всех разные: у одного больше, у другого меньше. Один усовершенствовался уже в доброй жизни, другой только начинает ее. Впереди всех нас стоит Христос с своей жизнью, и мы все стараемся подражать Ему и в одном видим наше благо. Одни из нас, как старец Кирилл и жена Пелагея, стоят впереди нас, другие сзади, третьи еще сзади, но все идут по одному пути.
Передовые уже близки к закону Христа — отречения от себя и погубили свою душу, чтобы приобресть ее. Этим ничего не нужно. Эти себя не жалеют и всё последнее по Христову закону отдают просящему. Другие есть послабее, такие, которые не могут всё отдать: ослабевают и еще жалеют сами себя. Ослабевают без привычной одежды и пищи, и не всё отдают.
