Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 27.pdf/375

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

какъ на существо, которое ему нужно, на которое онъ имѣлъ права, но которое своихъ правъ не имѣетъ.

Жили они еще годъ. Но тутъ наступилъ тотъ самый экзаменъ, на которомъ ему надо было показать, какъ вы изволите говорить, что какъ легко по здравому разсудку, по свободѣ разойтись, чтобъ никому не было хуже, a всѣмъ было лучше. Какъ можно пріятнѣе и лучше.

Вотъ такъ-то и шло дѣло еще[1] годъ. Родился еще ребенокъ. Увеличивались и привычка, и прелесть женатой жизни, и страданія. И кажется, непропорціонально. Если бы тогда вы видѣли его, вы бы не сказали, что онъ несчастенъ, онъ самъ бы не сказалъ этаго про себя. Какъ человѣкъ съ началомъ губительной болѣзни узнаетъ весь ужасъ своего положенія послѣ, когда болѣзнь разразилась. То, что его мучало больше всего, про то-то и нельзя было говорить, особенно съ самымъ близкимъ человѣкомъ, съ женою. Онъ послѣ уже говорилъ мнѣ, что мученіе увеличивалось тѣмъ, что онъ не зналъ, его ли этотъ послѣдній ребенокъ или того бѣлаго художника, который писалъ на пруду деревья; то онъ былъ увѣренъ, что да, то былъ увѣренъ, что нѣтъ. Бѣдствовалъ онъ ужасно. А отчего бѣдствовалъ? Оттого, что его супруга была для него только, только сладкій, вкусный кусокъ, который онъ ѣлъ, и чѣмъ слаще былъ кусокъ, тѣмъ яснѣе ему было, что непремѣнно этотъ сладкій кусокъ хотятъ съѣсть и съѣли отчасти или рано или поздно съѣдятъ другіе. Ѣздили они заграницу. Все будто бы она развивалась. А собственно одно и у ней было. Она знала, что она сладкій кусокъ, и надо увеличивать, поддерживать и сохранять его сладость. Такъ и дѣлала.[2] Что жъ, это особенная была натура, мелкая, ничтожная? Нисколько. Это былъ звѣрь, какъ звѣрь, хорошій звѣрокъ, ласковый, хитрый, красивый и умный.[3]

Ну вотъ-съ, продолжали они жить примѣрными супругами. И вотъ случилось, поѣхали они на лѣто въ деревню къ его брату,

  1. Зачеркнуто: 2 года.
  2. Зач.: — Вы такъ хорошо разсказываете, — сказалъ Господинъ съ хорошими вещами.— У! хорошо?— Да. Мнѣ, чтобы живѣй представить себѣ весь романъ, хотѣлось бы очеркъ ея характера.— Да, — подтвердила дама.— Ея характера? У! — Онъ помолчалъ. — Это была прелестная женщина, не одной внѣшностью. Нѣтъ, человѣкъ она была хорошій, мягкій, добрый, не пылкая, напротивъ, скорѣе холодная, но добрая, съ [I неразобр.], что она хотѣла быть всегда лучше въ смыслѣ доброты. И наивная и лживая до невозможности. Не всегда лживая, но когда нужно, она такъ лгала удивительно. А добрая, очень добрая, и жалкая (У!) жалкій звѣрокъ. Откуда ей было быть другой?
  3. Зач.: Говорятъ, что женщины дурныя. Неправда, прекрасные звѣрки. Только неученые, прежде были ученые, а теперь неученые.— Чтожъ, женщины — не люди? — сказала дама.— Да и мущины такіе же звѣрки. И онъ, этотъ господинъ, былъ такой же звѣрь.
367