я такъ бы и думалъ, умирая, что я прожилъ хорошую жизнь, не особенно хорошую, но и не дурную, такую, какъ всѣ; я бы не понималъ той бездны несчастій и гнойной лжи, въ которой я барахтался.
Послѣ этаго случая съ «нимъ» у насъ какъ будто сдѣлалась передышка. Она стала мягче, больше уступала и хотя я, по мѣрѣ ея уступчивости, сталъ еще злѣе и придирчивѣе, но всетаки было спокойнѣе между нами. Во мнѣ установилось очень опредѣленное чувство презрѣнія къ ней, которое я считалъ самымъ законнымъ. Я рѣшилъ себѣ, что она не человѣкъ, что такое выпало мнѣ несчастье жениться на животномъ в образѣ человѣческомъ, и что же дѣлать, надо было нести. (Я не зналъ тогда изрѣченія Лесинга, который говоритъ, что сужденіе каждаго мужа о своей женѣ такое: была одна скверная женщина въ мірѣ, и она то и моя жена.) Нести же это было мнѣ довольно легко, потому что особенно съ тѣхъ поръ, какъ она перестала рожать, она была очень свѣжая, красивая и чистоплотная и всегда расположенная къ моимъ ласкамъ любовница. Такъ мы и жили. Рѣшено было съ обѣихъ сторонъ и опытомъ извѣдано, что общенія духовнаго между нами нѣтъ и не можетъ быть. О самыхъ простыхъ вещахъ, которыхъ нельзя не рѣшить единогласно, мы оставались каждый неизмѣнно при своемъ мнѣніи и не пытались даже убѣдить другъ друга. Съ самыми посторонними лицами, и я[1] и она, мы говорили о разнообразныхъ и задушевныхъ предметахъ, но не между собой. Иногда, слушая, какъ она при мнѣ говоритъ съ другими, я говорилъ себѣ: «какова! И все лжетъ». И я удивлялся, какъ собесѣдники ея не видѣли, что она лжетъ. Вдвоемъ мы были почти обречены на молчаніе или на такіе разговоры, которые, я увѣренъ, животные могутъ вести между собой: который часъ? пора спать, какой нынче обѣдъ? куда ѣхать? что написано въ газетѣ? горло болитъ у Маши, послать за докторомъ. Стоило на волосокъ выступить изъ этаго до невозможности съузившагося кружка разговоровъ, чтобы вспыхнуло раздраженіе. Присутствіе 3-го лица облегчало насъ. Черезъ 3-ье лицо еще мы кое какъ общались. Она считала себя, вѣроятно, правой, а ужъ я былъ святъ передъ нею въ своихъ глазахъ. Я увѣренъ, что она думала: какъ бы хорошо было, коли бы онъ умеръ. А я такъ очень часто, въ минуты озлобленія, со страхомъ сознавалъ, что я всей душой желаю этаго. Я привыкъ къ той мысли, что она красивый звѣрокъ, больше ничего, и что съ этимъ звѣркомъ мнѣ надо доживать жизнь и доживать, глядя за этимъ звѣркомъ въ оба. Такъ я и дѣлалъ.
Онъ помолчалъ.
— А! A вѣдь она была человѣкъ, и хорошій человѣкъ. И она и я — мы не хотѣли такъ жить. И не этаго хотѣли, когда женились. Тогда я и не вспоминалъ того, что она была дѣвушкой. Мнѣ казалось,
- ↑ В подлиннике: онъ
