Таня. Почемъ я знаю?
Ѳедоръ Иванычъ. Ну, ну! Вѣдь я знаю. Тутъ худаго нѣтъ. Онъ хоть мужикъ, a хорошій малый. Такъ ты вотъ что.
Таня. А что, Ѳедоръ Иванычъ?
Ѳедоръ Иванычъ. Поди ты возьми щеточку ногтяную и мыла Тридасъ. Хоть у меня возьми. И всѣ ты ему остриги когти и вымой чисто, чисто.
Таня. Онъ и самъ вымоетъ. А это хорошо.
Ѳедоръ Иванычъ. Ну вотъ хорошо, такъ и сдѣлай. Да бѣлье вели надѣть чистое.
Таня. Это точно. А еще баринъ приказывали бумагу мужицкую, что утромъ была, принесть барынѣ.
Ѳедоръ Иванычъ. Чтожъ, или соглашаются? Я принесу.
Таня. Да вы мнѣ скажите гдѣ? Я снесла бы прямо барынѣ.
Ѳедоръ Иванычъ. На письменномъ столѣ подъ малымъ малахитовымъ преспапье.
Таня. Такъ я сбѣгаю. (Уходитъ.)
[Ѳедоръ Иванычъ] (садится въ кресло). Только привычка одна. А то другой разъ сильно сомнѣнъе беретъ. Вѣдь тутъ разсудку ничего нѣтъ, а одна глупость. Положимъ, все благородно, да ужь очень легокъ разсудкомъ. Я понимаю, что суевѣрія (еще Вольтеръ нападалъ), суевѣрія низкія, какъ у насъ домовые, порчи — все это вздоръ. А другой разъ подумаешь, у образованныхъ тоже. Ну что тутъ? Вѣдь я разъ присутствовалъ. Ничего нѣтъ, фокусы одни. А ужъ эти съ Семеномъ и не поймешь что. Не субреточка ли наша затѣваетъ что? Должно, она. Ну, Богъ съ ней! (Надѣваетъ pince-nez и разсматриваетъ альбомъ.) Это являющійся духъ — обманъ. Вонъ Турка.
Леонидъ Ѳедоровичъ. Что, готово?
Ѳедоръ Иванычъ (встаетъ неторопясь). Готово. (Улыбается.) Только не знаю, какъ бы вашъ новый медіумъ не скомпрометировалъ бы васъ, Леонидъ Ѳедоровичъ.
Леонидъ Ѳедоровичъ. Нѣтъ, я пробовалъ. Удивительный! Я послалъ за нимъ, онъ сейчасъ придетъ.
Ѳедоръ Иванычъ. Чистъ ли онъ? Вы вотъ не позаботились руки велѣть вы[мыть].
Леонидъ Ѳедоровичъ. Ахъ да, это правда.
Ѳедоръ Иванычъ. А я велѣлъ.
Леонидъ Ѳедоровичъ. Ну, и прекрасно. Да вотъ онъ.
Семенъ. (Руки растопырены, въ поддѣвкѣ, улыбается.) Чего прикажете?
