и зубы щелкали. Он выронил спички, опустил руки и голову и замер. «Зачем всё это? Зачем я жил, зачем наживал? И чорт их побери и валухов и лес. На кой мне его ляд. Вот и деньги в бумажнике 700 р. серебра. На что их? Вот он крутит, засыпает. Издохнешь, как лошадь. Мужику что? А спит он или замерз. Должно, замерз. Одежонка плохая. Тоже живой был.[1]
У меня одежа, а у него что, замерзнет.[2] Он встал, посмотрел в сани. Они были полны снегом. Спина и плечи Никиты уже сравнивались, чуть был бугор, где была голова и плечо. — Микит! — крикнул Вас[илий] Анд[реич], сметая с него снег и шевеля его.
— Чаво? — Жив? — Пока жив, — отозвалось из-под кафтана. — Застыл только. Что же, не доехал?
— Нет. Вернулся.
— Ложись. А то хуже. И Никита стал ворочаться и жаться, чтобы дать ему место.
— О-ох! — простонал он. — Ноги зашлись! Ложись, ложись.
И вдруг В[асилию] А[ндреичу] стало жалко Никиту. Кабы не я, не пропал бы мужик. А смирный мужик. Как старался, и мальчонка моего ласкал. И не пил нынче. А веретьем не укрылся, лошадь пожалел. И Вас[илий] Андр[еич] опахнул с Никиты снег и полез в сани. — Ты не шевелись, я на тебя лягу, — сказал он, встал на отвод и лег на Никиту, покрыв его своим телом и шубой. — То-то хорошо, то-то гоже. Тепло, — проговорил из-под него Ник[ита] и быстро оборвал свою речь и тотчас же заснул. В[асилий] Андр[еич] слышал, как он захрапел под ним. И удивительное дело, Вас[илию] Андр[еичу] стало вдруг хорошо: в голове его мелькнула сноха старикова, подносившая ему вино, оглобли, трясущиеся перед ним, дуга, Никита с его Миколкой, иконостас с Николаем угодником, хозяйка с гостями, всё это стало перемешиваться, и он тоже заснул. И видит он во сне, что он лежит на постели в доме и всё ждет того, кто должен зайти за ним. И спрашивает у жены: «Что же, не заходил?» Чей-то голос говорит: «Нет». А вот едет кто-то. Должно, он. Нет, мимо. «Миколавна, а, Миколавна, что же, не заходил?» «Нету». «Идет», — вдруг проговорил он себе. «Сейчас», — и он проснулся. И что-то совсем новое, такое, чего и назвать нельзя, сошло на него, и он вошел в него, и кончилось старое, дурное, жалкое, и началось новое, свежее, высокое и важное. Что же это такое? — Да это смерть. — А, так это вот что, — сказал он себе и удивился и обрадовался. Он проснулся совсем, хотел
- ↑ Зачеркнуто: Я велел ехать. Тоже старался. И вдруг мысль о Никите привлекла его. Он стал вспоминать, как он нанял его, как он служил ему, выхаживал жеребенка, как он мальчишку его ласкал. «Мужик смирный! Кабы не я, не замерз бы.
- ↑ Зач.: И ему стало жалко Никиту.
