Двенадцатого июля капитан Хлопов, в эполетах и шашке — форма, в которой со времени моего приезда на Кавказ я еще не видал его, — вошел в низкую дверь моей землянки.
— Я прямо от полковника, — сказал он, отвечая на вопросительный взгляд, которым я его встретил: — завтра батальон наш выступает.
— Куда? — спросил я.
— В NN. Там назначен сбор войскам.
— А оттуда, верно, будет какое-нибудь движение?
— Должно быть.
— Куда же? как вы думаете?
— Что думать? Я вам говорю, чтò знаю. Прискакал вчера ночью татарин от генерала — привез приказ, чтобы батальону выступать и взять с собою на два дня сухарей; а куда, зачем, надолго ли? этого, батюшка, не спрашивают: велено итти и — довольно.
— Однако, если сухарей берут только на два дня, стало, и войска продержат не долее.
— Ну, это еще ничего не значит...
— Да как же так? — спросил я с удивлением.
— Да так же! В Дарги ходили, на неделю сухарей взяли, а пробыли чуть не месяц!
— А мне можно будет с вами итти? — спросил я, помолчав немного.
