Борис. Я хотел именно про это самое спросить, хотел спросить, не неприятно ли вам, что я приехал?
Люба. Отчего?
Борис. Оттого, что вам могло быть неприятно воспоминание о прошедшем....
Люба. То, что мы были дети и что были влюблены друг в друга?
Борис. Да, что это могло как будто связывать вас, нас.... Ну, простите, я путаюсь. Мне только хотелось знать, что вам не неприятно, и я очень рад.
Люба. То хорошее детское воспоминание — было и прошло.
Борис. Прошло...
Люба. Да, разумеется. Теперь мы оба свободны, и всё сначала.
Борис. Как всё сначала?
Люба. Да, то есть как будто между нами ничего не было, и мы вот теперь только познакомились и узнали друг друга. И ведь правда, что мы не знали друг друга. Я, по крайней мере, не знаю вас... Кто вы?
Борис. Ах, как бы хорошо было, если бы я мог сказать вам: кто я? Я истинно не знаю. И это мне очень интересно. Очень интересно.
Люба. Ну, может быть, я узнаю, тогда вам скажу.
Борис. Пожалуйста.
Люба. Ну, первое, скажите мне, что вы делаете?
Борис. Что делаю? Пока ничего.[1] Ведь я только кончил, и мне надо отбывать воинскую повинность. Мама хочет, чтоб я отбыл повинность и поступил на службу, ну, а я хочу поступить в земледельческую академию.
Люба. Когда же?
Борис. Осенью. Но дело в том, что это огорчает мама ужасно. И я теперь не говорю ей, но я знаю, что она уступит. Так вот мое внешнее положение, внутреннее же темно для меня, так же, я думаю, как и ваше для вас.
Люба. Ничего. Нет, ⟨мое⟩ проще и яснее. И я скажу вам. Главное, что я скажу, это то, что я очень слабый человек, поддаюсь всяким влияниям и люблю больше всего веселье, радость.
Борис. Да, но не свою одну.
Люба. Ну этого я не разберу. Только я совсем не серьезный человек.
Борис. Что такое серьезный человек? Я думаю, что ничего серьезнее [нет] радости своей и всех окружающих. И если в этом ваша жизнь...
Люба. Нет, вы, пожалуйста, меня не поэтизируйте. Вы не хотите больше, так пойдемте к ним (сходят с террасы).
[2]Семеновский полк еще при Александре I считался образцовым полком по дисциплине. Люди доводились до требовавшего[ся] тогда машинообразного совершенства, и достигалось это тогда, 75 лет тому назад, без побоев, без телесного наказания.
В Семеновском полку тогда служил по истинному, утонченно-нравственно-христианскому образованию цвет тогдашнего общества. Это были всё люди тогдашнего европейского образования, в котором звучали еще основные принципы большой французской революции и религиозного возбуждения, последовавшего за Наполеоновскими войнами. Большинство этих людей были масоны, верившие в будущность масонства и в обязательность для людей христианских истин.
Матвей Иванович Муравьев-Апостол со слезами в голосе рассказывал мне случай, бывший с его братом Сергеем, одним из лучших людей не только своего, но и всякого, времени (повешенным Николаем I), во время его командования ротой Семеновского полка. Ротный командир, товарищ Муравьева, не разделявший убеждений Сергея Ивановича о том, что можно достигнуть всего, что только требуется от солдата, без побоев и розги, встретив С. Муравьева, жаловался ему на одного из своих солдат, б[удто] б[ы] вора, пьяницу и буяна, говоря, что такого солдата ничем нельзя укротить, кроме розги. С. Муравьев предложил для опыта взять этого солдата в свою роту, утверждая, что он надеется укротить его без побой. Перевод состоялся, и переведенный солдат в первые же дни
- ↑ Зачеркнуто: Положение мое такое. После университета я поступил на службу, но это до такой степени глупо и неинтересно, мертво, что я решил выдти.
- ↑ Зачеркнуто: В 1820 году, еще до знаменитой Семеновской истории когда полк был обвинен
