найти еще много женщинъ лучше ея. И какъ тебѣ казалось, что можно было найти женщину лучше ея, также тебѣ казалось, что [можно] было найти и форму жизни еще болѣе разумную и добрую, чѣмъ поселеніе на Кавказѣ и работу надъ уничтоженіемъ земельной собственности. Почему Кавказъ, а не Тироль, Неаполь, и почему работы надъ освобожденіемъ отъ земли, а не что нибудь другое? — думалъ я тогда».
И такъ какъ можно было выбрать и то, и другое, и третье, онъ не начиналъ ничего, все откладывая и откладывая, и вотъ дошелъ до того упадка, до котораго дошелъ теперь. Но теперь уже нѣтъ выбора, и это было хорошо. «Бросить ее, погубленную Катюшу, нельзя ужъ теперь, надо хоть чѣмъ нибудь заплатить ей, и я заплачу, отдавъ ей себя такого, какой есть, и мѣста выбирать нельзя, надо ѣхать съ ней въ Сибирь. И выбирать дѣятельности нельзя, потому что грѣхъ владѣнія землей весь окружаетъ меня, и онъ то запуталъ меня. Не было бы этого, я бы не жилъ такъ, какъ жилъ, не жила бы такъ и моя мать. И это мнѣ надо распутать. Это будет Single Tax[1] Генри Джорджа».
По проэкту Генри Джорджа земля, рента съ земли, т. е. та цѣнность ея, которая произошла не отъ труда, положеннаго на нее, тотъ излишекъ цѣнности лучшей земли передъ худшей, эту ренту должны платить тѣ, которые пользуются ею, и платить не кому нибудь, а всему обществу за то, что они пользуются лучшей землей, чѣмъ другіе.
Эта плата то и составляетъ тотъ естественный капиталъ, принадлежащiй всему обществу, который долженъ быть употребленъ на нужды всего общества, на то, на что употребляются теперь подати и всѣ доходы государства. Но теперь подати употребляются неразумно, на ненужныхъ чиновниковъ, на вредныя учрежденія. И потому эти подати надо разсматривать какъ неудобство, лежащее на всѣхъ членахъ общества, ренту же земли употреблять на общественныя, общія дѣла, какими могутъ быть школы, богадѣльни, пріюты, пріобрѣтеніе машинъ, сѣмянъ, племенныхъ животныхъ, на продовольствіе въ дурные годы, даже на уплату податей».
⟨Такъ думалъ онъ о практической сторонѣ дѣла, избѣгая мысли о ней, о Катюшѣ. Ему страшно было думать о ней: она двоилась въ его глазахъ: то тихая, милая, ласковая, преданная тогда въ Пановѣ, то таже, но съ несчастнымъ и наивнымъ выраженіемъ разсказывающая о томъ, какъ она, Любка, пріѣзжала за деньгами и допила коньякъ. Но какъ ни ужасны были эти ея показанія, это всетаки была она, та самая Катюша, которая была въ Пановѣ.
Какъ, что онъ будетъ говорить съ ней, онъ не зналъ и боялся думать и представлять себѣ, но онъ не отчаявался и
- ↑ [единый налог]
