Как это ужасно и странно.
Да ведь их брак был уже давно фиктивный, и всё держалось на ниточке. (Молчание.) Ну да, по крайней мере, теперь, слава богу, всё кончено, она[1] свободна, как это ни тяжело. Я все-таки рада, очень рада за нее, за ребенка.
Да,[2] но я думаю, что для Лизаветы Александровны это очень тяжело. Она так любила его...
Ах, ее любовь подверглась таким испытаниям, что едва ли от нее останется что-нибудь. Тут и пьянство, и обманы, и неверности. Разве можно любить такого мужа?
Для любви всё можно.
Вы говорите — любить, но как же любить такого человека — тряпку, на которого ни в чем нельзя положиться? Ведь теперь что было (оглядывается на дверь и торопится рассказать). Дела расстроены, всё заложено, платить нечем. Наконец, дядя присылает 2000, внести проценты. Он едет с этими деньгами и, что же вы думаете, пропадает день, два.[3] Жена сидит с больным ребенком, ждет, и, наконец, получается записка.
Ну вот, Виктор Михайлович явился на твой зов.
Да, меня немного задержали (здоровается с сестрами).
Я вас хочу просить...
Всё, что могу...
- ↑ Зачеркнуто: послала ему письмо, в котором требует своей свободы, и он согласился.
- ↑ Зач.: Весь вопрос в том, насколько любовь Лиз[аветы] Ал[ександровны] сильна к нему. Любовь, если она настоящая, нельзя вырвать из сердца.
- ↑ Зач.: и наконец узнали, что он кутит с приятелями, с цыганами.
