— Положим, что он глупо сделал, что показал тебе. Но все-таки печалиться то тут не об чем.
Но Марья Дмитриевна не слушала мужа и разбранила его, а потом расплакалась. Когда же она выплакалась, она вышла к Каменеву и к еще пришедшим офицерам и провела с ними вечер. Разговор весь вечер шел о Хаджи-Мурате и о том, как он умер.
— Ох, молодчина был, — заключил Иван Матвеевич, выслушав всё. — Он с женой моей как сошелся, подарил ей печатку.
— Он —добрый был. Вы говорите «разбойник». А я говорю — добрый. И наверное знаю, и мне очень, очень жаль его. И гадкая, гадкая, скверная ваша вся служба.
— Да что же велишь делать, по головке их гладить?
— Уж я не знаю, только мерзкая ваша служба, и я уеду.
И действительно, как ни неприятно это было Ивану Матвеевичу, но не прошло года, как вышел в отставку и уехал в Россию.
— Нет, вы всё расскажите по порядку, — сказал Иван Матвеевич[1] Каменеву, когда они уселись за чайный стол, и Каменев положил[2] в угол торбу с головой,[3] стараясь, чтобы голова как можно слабее стукнула о пол.
— Хотите с ромом? — спросила Марья Дмитриевна.
— Давайте.
— Ну так рассказывайте всё по порядку и всё, что знаете.
Подошла лягавая собака и стала нюхать.
— Лазарев, отгони Трезора. Удивительно: кем детей пугали и сила была по всем горам — вон в углу.
— Ну-с. Так как же было дело?
— А было дело так, что после того, как он был у вас и ничего из этого не вышло, очень он стал волноваться. Пристав говорил, что все ночи не спал, всё ходил, почти ничего не ел и всё молился. Только и оживлялся, когда выезжал верхом. Это ему позволяли. Конвой (один урядник, казаки и еще мирнòй) был приставлен к нему, и он каждый день, после обеда, выезжал, иногда сам друг, а иногда со всеми четырьмя своими молодцами. Вот, рассказывал мне сам Курганов, так и 17 апреля он поехал и все четыре нукера с ним. Ружей с ними не было, а только пистолеты, шашки. А наших только двое: казак да этот мирной. Как они ехали,[4] мы ничего не знаем, потому что оба эти убиты, и казак и мирнòй. Оружие с них снято, сами оставлены на дороге, лошади около паслись. Один, видно, долго жил, ползал, залил кровью всю дорогу. У него пульная рана в животе и голова разрублена. Нашли уж их поздно, почти
- ↑ Слова: Иван Матвеевич в подлиннике пропущены, в копии вписаны рукою Толстого.
- ↑ Зачеркнуто: на пол
- ↑ Зач.: видимо
- ↑ В подлиннике слово: что, в копии Толстым оно зачеркнуто.
