— А где Иван Матвеевич?
— Да вот, слышите, провожает куринцев.
— А, это хорошо. И я поспею. Только я на два часа, надо к князю.
— Да что же новость?
— А вот угадайте.
— Да про что?
— Про вашего знакомого.
— Хорошее?
— Для нас хорошее, для него скверное, — и Каменев засмеялся.
— Чихирев! — крикнул он казаку. — Подъезжай-ка.
Донской казак выдвинулся из остальных и подъехал. Казак был в обыкновенной донской форме, в сапогах, шинели и с переметными сумами за седлом.
— Ну, достань-ка штуку.
Чихирев достал из переметной сумы мешок с чем то круглым.
— Погоди, — сказал Каменев. Мы[1] подошли к дому. Каменев слез, пожал руку Марье Дмитриевне и, войдя с нею на крыльцо, взял из рук казака мешок и запустил в него руку.
— Так показать вам новость? Вы не испугаетесь?
— Да что такое, арбуз? — сказала Марья Дмитриевна. Она хотела шутить, но я видел, что ей было страшно.
— Нет-с, не арбуз. — Каменев отвернулся от Марьи Дмитриевны и что-то копался в мешке. — Не арбуз. А ведь у вас был Хаджи-Мурат?
— Ну так что ж?
— Да вот она, — и Каменев, двумя руками, прижав ее за уши, вынул человеческую голову и выставил ее на свет месяца.
— Кончил свою карьеру. Вот она!
Да, это была она, голова бритая, с выступами черепа над глазами и проросшими черными волосами, с одним открытым, другим полузакрытым глазами, с окровавленным, с запекшейся черной кровью носом и с открытым ртом, над которым были те же подстриженные усы. Шея была замотана полотенцем.
Марья Дмитриевна посмотрела, узнала Хаджи-Мурата и, ничего не сказав, повернулась и ушла к себе.[2]
Послали за Иваном Матвеевичем. Марья Дмитриевна ушла на крыльцо и села на ступени. Я вышел к ней. Она сидела,[3] поджав ноги, и смотрела перед собой.[4]
— Что вы, Марья Дмитриевна? — спросил я.
- ↑ В подлиннике ошибочно: Они
- ↑ Зачеркнуто: Когда Иван Матвеевич вернулся, он застал Марью Дмитриевну в спальне
- ↑ Зач.: у окна.
- ↑ Зач.: Маша, где ты! пойдем же, Каменева надо уложить. Слышала радость. — Радость?
