и со всѣхъ [сторонъ] выходятъ и сходятся и мужчины, и женщины, и дѣти, всѣ веселые и нарядные, на одну и ту же дорогу.
И вотъ дошли до Ходынскаго поля. А тутъ ужъ народъ по всему полю чернѣетъ. И изъ разныхъ мѣстъ дымъ идетъ. Заря была холодная, и люди раздобываются сучьевъ, полѣньевъ, и раздуваютъ костры.
Сошелся Емельянъ съ товарищами; тоже костеръ развели, сѣли, достали закуску, вино. А тутъ и солнце взошло, чистое, ясное. И весело стало. Играютъ пѣсни, болтаютъ, шутятъ, смѣются, всему радуются, радости ожидаютъ. Выпилъ Емельянъ съ товарищами, закурилъ, и еще веселѣй стало.
Всѣ были нарядны, но и среди нарядныхъ рабочихъ и ихъ женъ замѣтны были богачи и купцы съ женами и дѣтьми, которые попадались промежъ народа. Такъ замѣтна была Рина Голицына, когда она, радостная, сіяющая отъ мысли, что она добилась своего и съ народомъ, среди народа, празднуетъ восшествіе на престолъ обожаемаго народомъ царя, ходила съ братомъ Алекомъ между кострами.
— Проздравляю, барышня хорошая, — крикнулъ ей молодой фабричный, поднося ко рту стаканчикъ. — Не побрезгуй нашей хлѣба-соли.
— Спасибо.
— Кушайте сами, — подсказалъ Алекъ, щеголяя своимъ знаніемъ народныхъ обычаевъ, и они прошли дальше.
По привычкѣ всегда занимать первыя мѣста, они, пройдя по полю между народомъ, гдѣ становилось ужъ тѣсно (народу было такъ много, что, несмотря на ясное утро, надъ полемъ стоялъ густой туманъ отъ дыханій народа), они пошли прямо къ павильону. Но полицейскіе не пустили ихъ.
— И прекрасно. Пожалуйста, пойдемъ опять туда, — сказала Рина, и они опять вернулись къ толпѣ.
— Вре, — отвѣчалъ Емельянъ, сидя съ товарищами вокругъ разложенной [на] бумагѣ закуски, на разсказъ подошедшаго знакомаго фабричнаго, о томъ, что выдаютъ. — Вре.
— Я тебѣ сказываю. Не по закону, а выдаютъ. Я самъ видѣлъ. Несетъ и узелокъ и стаканъ.
— Извѣстно, шельмы артельщики. Имъ что. Кому хотятъ, тому даютъ.
— Да это что же. Развѣ это можно противу закону.
— Вотъ-те можно.
— Да идемъ, ребята. Чего смотрѣть на нихъ.
Всѣ встали. Емельянъ убралъ свою бутылочку съ оставшейся водкой и пошелъ впередъ вмѣстѣ съ товарищами.
Не прошелъ онъ двадцати шаговъ, какъ народъ стѣснилъ такъ, что итти стало трудно.
— Чего лѣзешь?
— А ты чего лѣзешь?
