а самое простое утвержденіе тога, что есть. — На-дняхъ мнѣ случилось посѣтить два огромныхъ учрежденія душевно больныхъ, и впечатлѣніе, которое я вьнесъ, было то, что я видѣлъ учрежденія, устроенныя душевно больными одной общей, повальной формы сумасшествія, для больныхъ разнообразными, не подходящими подъ общую повальную форму, формами сумасшествія. Всѣ эти разнообразныя формы сумасшествія подраздѣляются тѣми, которые одержимы одной повальной формой сумасшествія, на множество разныхъ классовъ, отдѣловъ и видовъ. Есть классификація Гюислена, Целлера, Гразингера, Крафтъ-Эбинга, Мореля, Мейнерта, Люша, Маньяна, Крепеллина, Морзелли, Клустона, Хакъ-Тьюка, Корсакова, Игнатьева и мн. мн. др. Всѣ они несогласны и даже противорѣчатъ. У каждаго психіатра есть свои всякіе психонейрозы, маніи, паранойи и разные везаніи и кататоническіе и др., и Psychopathia degenerativa и всякія другія. Вообще, какъ говоритъ одинъ ученый авторъ, для большинства психозовъ не найдено еще патогномоничнаго и анатомопатологическаго субстрата (sic), и потому дѣленія точнаго нельзя дѣлать. Тѣ же, какія существуютъ дѣленія, могутъ быть нужны только для того, чтобы студенты, заучивая ихъ и отвѣчая на экзаменѣ тѣ самыя слова, которыя они слышатъ отъ профессоровъ, получили бы дипломы, а потомъ благодаря дипломамъ мѣста съ жалованьемъ, превосходящимъ въ 20, 30, 50 разъ жалованье работника, дѣлающаго несомнѣнно нужную всѣмъ людямъ работу. Такъ что въ сущности есть только одно ясное и понятное дѣленіе душевно больныхъ, то, по которому они распредѣляютъ больныхъ въ больницахъ, и опредѣляется то или другое обращеніе съ ними. Дѣленіе это такое:
1) Безпокойные. (Прежде они назывались буйными).
2) Полубезпокойные,
3) Спокойные и
4) Испытуемые.
И это самое дѣленіе вполнѣ точно относится ко всему огромному количеству людей, одержимыхъ безуміемъ такъ называемой культуры нашего времени.
⟨«Дали бабѣ холстъ, а она говоритъ: — толстъ; дали потонѣ, а она говоритъ: — дай болѣ».⟩
Человѣкъ спалъ и ничего не зналъ, не понималъ, былъ чурбанъ. Добрые люди разбудили его и говорятъ: вотъ тебѣ міръ божій, солнце, небо, деревья, цвѣты, животныя, люди, такіе же, какъ тѣ, которые[1] любятъ и которыхъ ты можешь любить, и твоя божественная душа, которую ты можешь довести до высшаго совершенства. Все это тебѣ, хоть ты ничѣмъ не заслужилъ этого. — Нѣтъ, все это нехорошо,[2] все даже очень дурно. Я хочу совсѣмъ другого гораздо лучшаго. А это все гадко и я не хочу этого, а хочу совсѣмъ другого лучшаго.
Человѣку дано благо жизни, то благо, выше, больше котораго разумный человѣкъ ничего не можетъ себѣ представить, а онъ говоритъ: жизнь нехороша.
Да если нехороша, такъ скажи, ⟨болванъ, или хоть милый человѣкъ⟩, какой же бы ты хотѣлъ жизни. Эта не хороша, такъ какая же хорошая? и вотъ тутъ то въ отвѣтъ на этотъ вопросъ начинаются тѣ истерическіе возгласы отчаянія, осужденія міра и всѣхъ людей міра, разумѣется, кромѣ себя, и естественно подразумѣваемый изъ всѣхъ этихъ возгласовъ выводъ тотъ, что или моя душа слишкомъ возвышена для такого порочнаго міра или что такой порочный міръ слишкомъ дуренъ для моей такой великой души.
Такими возгласами полно ваше письмо и ежедневно получаемыя мною два или три письма, точно такого же содержанія. Какъ не неразумны такія письма, нельзя отъ души не сожалѣть о мучительномъ душевномъ состояніи. Нельзя не сожалѣть уже по одному тому, что это уродливое душевное настроеніе часто приводитъ этихъ несчастныхъ людей къ самоубійству.
- ↑ Зачеркнуто: могутъ любить тебя.
- ↑ Зач.: лучше заснуть опять, не мѣшайте мнѣ, и чурбанъ какъ былъ до жизни, такъ и во время жизни и послѣ жизни остается чурбаномъ.
