Всё шло хуже и хуже. Без вина он не мог жить. То сам был хозяином, а теперь стал наниматься в погонщики к скотине, потом и в эту должность не стали брать. Постарел он и ослабел. И вот в последний раз, догнав скотину до Москвы, он получил расчет от хозяина, он стал пропивать и пьяный в трактире подрался с фабричными. И его избили и взяли в часть. В части его продержали с ворами и пьяными двое суток и выпустили обобранным.
«Так и надо, — думал он. — Она, она, стерва довела меня до этого».
В один из своих переходов со скотиной с ним шел в товарищах московский мещанин, бывший пьяница. Мещанин этот рассказал Корнею, что он пил прежде, но теперь избавился. Поп один отговаривает от вина. Корней сходил к попу. Поп отчитал его, и Корней точно перестал пить и нанялся опять в погонщики.
И вот она сама, еще сильная, здоровая, но морщинистая и злая старуха, высунулась из двери. Корней увидал ее старость, и вдруг вместо злобы к ней, которую носил в душе столько лет, ему стало жалко ее. Хотелось как-нибудь простить ей.
— Милостыню, так под окном проси.
— Я не милостыни. А погляди на меня. Знаешь меня? — сказал Корней. И он по лицу ее увидал, что она узнала его.
Она вышла из двери и захлопнула ее.
— Мало ли вас шляется. Где же вас знать всех.
— А Корнея узнала бы, кабы он пришел?
— Бреши больше. На старости лет. Мелешь чего не надо, Корней помер. Мы его в церкви поминали.
— Марфа, помирать будем.
Он сел на кадушку и жалостно смотрел на нее.
— Не узнаю я тебя. Коли ты Корней, поди в волостную, заявись. А я тебя не знаю. Корней Васильевич был хороший человек, а ты кто, — побирушка. Ступай, ступай с богом.
Сначала Корней с трудом признал ее — так она переменилась, но теперь он узнал ее всю такою, какою она была тогда. Она была всё такая же непонятно непроницаемая и неумолимая. Но тогда всё это скрывалось для него красотой лица и тела, теперь всё видно было наголо, и видно было, что ей тяжело.
Нужно показать, что необходима вера и вера эта есть, и Паскаль и Гоголь берут ту, какая есть, покоряясь ей, не разбирая ее. Как человек, умиравший от жажды, набрасывается на воду, не разбирая ее качества. Довольно, что вода, довольно, что вера. И тот и другой еще не опираются на веру в своей жизни, не знают еще, как она будет действовать на них. Они отдаются той, какая есть. Им некогда разбирать ее. Они оба больные, страдающие, близкие к смерти.
Про Гоголя мы не знаем, но Паскаль весь виден в своих Pensées. Видна вся напряженная работа его мысли, направленная преимущественно на доказательство тщеты, глупости мирской жизни, необходимость веры. И тут он необычайно силен. Я не знаю никого, кто бы сравнился с ним в этой области. Там же, где он изредка, урывками ищет доказательств, подтверждения истин католичества, он поражает[1] слабостью довода и даже приемов.
⟨Жизнь самая простая и обыкновенная по внешним событиям, и жизнь страшная, трагическая по ее внутреннему содержанию.⟩
Человеку для его блага нужно две веры: одно — верить, что есть объяснение смысла жизни, есть истинное благо для человека, и другое — найти это наилучшее объяснение жизни и путь к этому истинному благу.
Паскаль сделал, как никто, это первое дело. Судьба, бог не дал ему сделать второго.
Но и первое дело, особенно в наше время, так важно и велико, что нельзя достаточно высоко ценить дело этого удивительного человека, одного из истинных благодетелей человечества.
Человек великого ума и великого сердца, один из тех людей, который способен видеть через головы других людей и веков
- ↑ Зачеркнуто: ребяческой
