Люди признают насильническую власть и подчиняются ей потому, что боятся, что если не будет такой власти, то злые люди будут насиловать и обижать добрых. Пора людям понять, что этого нечего бояться; нечего бояться потому, что то, чего они боятся, то самое и есть теперь, т.-е. что теперь, при теперешних властях, злые не переставая насилуют и обижают добрых, и обижают и насилуют так, что трудно думать, чтобы без этих властей насилия и обиды были бы хуже.
Если справедливо то утверждение, что все добрые люди желают прекращения хищничества, жестокостей, убийств и всех тех преступлений, которыми омрачено счастье человечества, то им надо понять и запомнить, что эти результаты не достигаются борьбой и возмездием. Всё родит себе подобное, и пока мы не противопоставим обидам и насилиям злодеев совершенно противоположного их обращению образа действий, пока мы будем делать то же, чтò и они, то тем будем только побуждать, поощрять и воспитывать в них те злые начала, об искоренении которых как будто хлопочем. Мы будем только разнообразить формы проявлений зла.
Наиболее почитаем у Бога тот, кто прощает обиду обидчику, когда обидчик в его власти.
Только тот, кто не верит в Бога, может верить в то, что такие же люди, как и он сам, могут устроить его жизнь так, чтобы она была лучше.
Суеверие о том, что одни люди могут устраивать жизнь других людей, т.-е. насилием устраивать ее, тем особенно вредно, что люди, подпавшие этому суеверию, перестают различать добро от зла. Если можно для хорошего устройства забирать
