«Все это — суеверие», говорят ученые. Может быть, и суеверие, — отвечаю я, — однако, чтò может сделать ваш столь неясный рассудок против суеверия, которое убедительнее его?
Вы говорите: «Нет двух начал, духовного и телесного». Я говорю, что нет ничего общего между мыслью и деревом.
И чтò забавнее всего — это то, что они сами себя взаимно разбивают своими софизмами и готовы присвоить душу скорее камням, чем признать ее в человеке.
Мы чувствуем, что то главное, чем мы живем, чтò мы называем своим настоящим «я», — то же самое не только в каждом человеке, но и в собаке, и в лошади, и в мыши, и в курице, и в воробье, и в пчеле, даже и в дереве.
Иногда люди думают, что живут по-настоящему только они одни, что они — это все, а все другие — ничто. И таких людей много. Но бывают и такие люди, разумные и добрые, которые понимают, что жизнь других людей и даже животных так же важна, как и ихняя. Такие люди живут не в одном своем «я», а и в других людях, заботятся и о других людях и о животных, как о себе. Таким людям бывает легко жить и легко умирать. Когда они умирают, в них умирает только то, чем они жили в себе, — то же, чем они жили в других, остается. Тем же, которые живут только в одном себе, бывает и жить тяжело и тесно и умирать мучительно, потому что, когда такие люди умирают, им думается, что в них умирает все то, чем они жили.
Было время, когда все люди ели человеческое мясо и не находили в этом ничего дурного. Потом поняли лучшие люди, что это дурно, и стали люди понемногу отвыкать от человеческого мяса, и теперь отвыкли так, что людям страшно подумать о том, как есть своих братьев. Так же и теперь понимают уже многие люди, что дурно есть животных. И таких людей становится все больше и больше. И скоро придет время, когда людям
