и т. п., но даже с теперешними конституционными и либеральными правительствами, с их казнями, одиночными тюрьмами, дисциплинарными батальонами, ссылками, усмирениями бунтов и избиениями на войнах.
К правительствам, как и к церквам, нельзя относиться иначе, как или с благоговением, или с омерзением. До тех пор, пока человек не понял того, чтò такое правительство, так же как и того, чтò такое церковь, он не может относиться к этим учреждениям иначе, как с благоговением. Пока он руководится ими, ему нужно думать, для его самолюбия, что то, чем он руководится, есть нечто самобытное, великое и святое; но как только он понял, что то, чем он руководится, не есть нечто самобытное и священное, а что это — только обман недобрых людей, которые, под видом руководительства, для своих личных целей пользовались им, так он не может тотчас же не испытать к этим людям отвращения.
Еще можно было бы как-нибудь оправдывать подчинение целого народа нескольким людям, если бы эти властвующие люди, уже не говорю, были самые хорошие люди, а хоть только не худшие люди; если бы хоть изредка властвовали не лучшие, но порядочные люди; но ведь этого нет, никогда не было и не может быть. Властвуют всегда наиболее дурные, ничтожные, жестокие, безнравственные и, главное, лживые люди. И то, что это так, не есть случайность, а общее правило, необходимое условие власти.
Для непробудившегося человека государственная власть — это некоторые священные учреждения, составляющие органы живого тела, необходимое условие жизни людей. Для пробудившегося человека то, чтò называется государственной властью, это только люди, приписывающие себе какое-то фантастическое значение, не имеющее никакого разумного оправдания, и посредством насилия приводящие свои желания в исполнение. Для пробудившегося человека это — заблудшие и большей
