| Для той личности, сущность которой нами осуждается, остается только бороться с нами, как со смертельным врагом: ведь, в самом деле, самое право ее на существование признается нами лишь под одним условием, что она изменится, тогда как она неизменима.
А потому, чтобы иметь возможность жить среди людей, мы должны выносить всякую личность с присущей ей индивидуальностью, нисколько не рассчитывая на ее изменение и не осуждая ее за то, что она остается такою, какова она есть. Шопенгауэр.
|
с ним добры только, если он перестанет быть таким, какой он есть. А этого он не может. И потому надо быть добрым со всяким человеком, какой бы он ни был, и не требовать от него того, чего он не может сделать: чтобы он стал другим человеком.
По Шопенгауеру.
|
Второй пример — притча индусского мыслителя Рамакришны, перевод которой был прислан Толстому П. А. Сергеенко.
| Однажды гордыня вошла в сердце божественного мудреца Нарады, и он думал, что нет никого более верующего, чем он. Читая в душе его, Вишну сказал:
«Нарада, пойди в такое-то и такое-то место, там есть человек, глубоко мне преданный, познакомься с ним». Нарада пошел туда и нашел крестьянина, который, встав рано утром, произносил имя Хари (Вишну), брал плуг свой и пахал целый день. К ночи он возвращался и, ложась спать, во второй раз произносил имя Хари. Нарада подумал: «Как можно сказать, что этот крестьянин любит Бога? Я вижу, как он погружен в свои мирские дела, и нет в нем признаков благочестивого человека». Вернулся тогда Нарада к Господу и сказал ему всё, что думал о новом знакомце своем. Господь сказал: «Нарада, возьми эту чашу, полную масла, обойди вокруг города |
Спасался один монах в пустыне. И не переставая, весь день читал молитвы и ночью вставал два раза, чтобы молиться. Пищу ему приносил крестьянин. И когда он пришел к старцу и рассказал ему про свою жизнь и про то, как он много молится, старец сказал ему: «Это все хорошо, но всё-таки сходи и посмотри, как живет тот крестьянин, который носит тебе пищу. Может быть, ты научишься чему-нибудь у него». Монах пошел к крестьянину и провел с ним день и ночь. Крестьянин вставал рано утром и только говорил: «Господи!» и шел на работу и пахал целый день. К ночи он возвращался и, ложась спать, во второй раз говорил: «Господи!» Монах посмотрел на него и подумал: «Нечему мне учиться у крестьянина, занят он только работами, а о Боге не думает». Вернулся тогда монах к старцу и сказал ему, что он был у крестьянина, но не нашел | Спасался один монах в пустыне. И не переставая читал молитвы и ночью вставал два раза, чтобы молиться. Пищу ему приносил крестьянин. И нашло на него сомнение: хорошо ли такое житье? И пошел он к старцу посоветоваться. Пришел он к старцу и рассказал ему про свою жизнь, про то, как он молится, и какими словами, и как по ночам встает, и как кормится подаянием и спросил: хорошо ли он так делает? — Всё это хорошо, — сказал старец, — но сходи и посмотри, как живет тот крестьянин, который носит тебе пищу. Может быть, ты научишься чему-нибудь у него.
Монах пошел к крестьянину и провел с ним день и ночь. Крестьянин вставал рано утром и только говорил: «Господи!» и шел на работу и пахал целый день. К ночи он возвращался и, когда ложился спать, во второй раз говорил: |
| и вернись, но смотри, чтобы ни капли масла не пролилось на землю». Нарада поступил, как ему было сказано, и, когда вернулся, Господь спросил его: «Нарада, сколько раз вспомнил ты обо мне во время твоего хождения»? — «Ни разу, Господи, — ответил Нарада. — И как мог я, когда должен был смотреть за этой чашей, до краев полной маслом?» Гоподь сказал тогда: «Эта одна чаша с маслом так поглотила внимание твое, что ты ни разу не вспомнил обо мне; взгляни же на этого крестьянина, который, удрученный тяжелыми семейными заботами, всё же два раза в день вспоминает меня». | ничего поучительного. «Он не думает о Боге, а только два раза в день поминает его». Тогда старец сказал: «Возьми ты вот эту чашу, полную масла, обойди вокруг деревни и вернись, но смотри, чтобы ни капли масла не пролилось на землю». Монах сделал, как ему было сказано, и, когда вернулся, старец спросил его:
«Скажи, сколько раз вспомнил ты о Боге, пока нес чашу?» Монах признался, что ни разу не вспомнил. «Я, говорит, только о том и думал, как бы не пролить масла». И старец сказал: «Эта одна чаша с маслом так заняла тебя, что ты ни разу не вспомнил о Боге. А крестьянин и себя, и семью, и тебя кормит своим трудом и заботой и то два раза в день вспоминает о Боге». |
«Господи!»
Посмотрел так монах на жизнь крестьянина. «Нечему мне учиться тут», подумал он и подивился, зачем старец посылал его к крестьянину. Вернулся монах к старцу и сказал ему, что он был у крестьянина, но не нашел ничего поучительного. «Он не думает о Боге и только два раза в день поминает Его». Тогда старец сказал: «Возьми ты вот эту чашу, полную масла, обойди вокруг деревни и вернись, но смотри, чтобы ни капли масла не пролилось на землю». Монах сделал так, как ему было сказано, и когда вернулся, старец спросил его: «Скажи, сколько раз вспомнил ты Бога, пока нес чашу?» Монах признался, что ни разу не вспомнил. «Я, говорит, только о том и думал, как бы не пролить масла». И старец сказал: «Эта одна чаша с маслом так заняла тебя, что ты ни разу не вспомнил о Боге. А крестьянин и себя, и семью, и тебя кормит своими трудами и заботами, и то два раза в день вспоминает о Боге». |
Итак, следует признать, что и в тех случаях, когда Толстой приводил в своем труде мысли других мыслителей, его авторство в этих мыслях было очень значительно. Весьма немного чужих мыслей помещены Толстым без всяких изменений. Он, очевидно, руководился теми же соображениями, которые заставили его 22 февраля 1886 г. написать В. Г. Черткову по поводу перевода романа Диккенса «Крошка Доррит» для народного издания «Посредник»: «Надо только как можно смелее обращаться с подлинником: ставить выше Божью правду, чем авторитет писателя».[1]
Помимо этого, есть много чисел в «На каждый день», в которых все мысли от первой до последней принадлежат самому Толстому.
- ↑ «Толстовский ежегодник 1913 года», изд. Общества Толстовского музея в С.-Петербурге и Толстовского общества в Москве. Спб. 1914, отдел «Письма Л. Н. Толстого», стр. 34.
