прогулял. В эрмитаже — цыгане. Саша кривляка. У Сушковых. Только на философском terrain[1] мы понимаем друг друга с К[атериной] Ф[едоровной]. Жалко, жалко. В клубе нашло на меня дикое веселье и оттуда с Мух[ановым] Дмитр[ием] и каким-то Конст[антиновым].... — Зачем? Но не слишком скучно: напротив, я полюбил Коко.
19 Сент[ября]. [Москва — Ясная Поляна.] Убирался. Был на гимнастике. Сильно посвежел. Поехал. Наслаждался. Решил, что надо любить и трудиться, и всё. Уж сколько раз! Дорогой любил.
20 Сент[ября]. [Ясная Поляна.] Приехал. Устал. Не любил и не трудился.
4 Октября. Был на охоте с Сухотиным. Видел Катиньку!!!!!!!!!!!!!!! Вчера за обедом. Я говорю, что магнетизм нельзя доказать. М[ашинька] говорит, что я меняюсь всегда, и я верил прежде. Я прошу — без отступлений. Я всегда хочу примировать и считаю ее дитёй. Я прошу выслушать меня. Сережа не имеет деликатности. Я выхожу из себя и говорю, что у нее дурной характер. С ней — напущенная, но и настоящая attaque de nerfs[2] злобы. Тетинька, бывшая на моей стороне, плачет. Марья Ив[ановна] плачет. М[ашинька] плачет. Я бы не смел сказать этого, ежели бы ее муж был тут. Я унижаю ее, потому что она живет у меня, можно сказать, без пристанища. — Тетинька два дни плачет. Я так переменился. Мой характер узнать нельзя. — Действительно же я только прошу Бога о терпении. —
30 Октября. Видел Валерию — даже не жалко своего чувства. С Маш[инькой] опять пошло на лад. С детьми — прекрасно. Был в Туле. Черкас[ской] не глуп, но узенькая головка. Все славянофилы не понимают музыки. Переписывал Казака. Надо еще раз. Денег нет, хозяйство плохо.
27 Nоября. Нет, я так попустился, что это невозможно. Грубое занятие хозяйством. Нынче Резун лгал, я взбесился и по мерзкой привычке сказал: высечь. Я ждал, что он придет. Послал остановить, его не догнали. Буду просить прощенья. Никогда не буду выговаривать, как после 2-х часов. Просил
