спокоен, радостен. Это от того, что во мне энергия деятельности жизни (Бог велит действовать) и с нею не соединимо понятие смерти. Уничтожься энергия деятельности — не вели Б[ог] жить — и легко будет умереть. Напился чаю. Пьяный дикий народ в трактире, 3000 женщин, вставая в 4 и сходя с работы в 8, и развращаясь, и сокращая жизнь, и уродуя свое поколение, бедствуют (среди соблазнов) в этом заводе для того, чтобы никому ненужный миткаль был дешев, и Кноп имел бы еще деньги, когда он озабочен тем, что не знает куда деть те, к[оторые] есть. Устраивают управление, улучшают его. Для чего? Для того, чтобы эта гибель людей, и гибель в других видах, могли бы успешно и беспрепятственно продолжаться. Удивительно! Вернулся на санях, меня подвезли муж с женой из Спасск[ого]. Рассказывал про свою жизнь: 2 лоша[ди], 3 коровы, чай каждый день, хлеб свой. И всё недовольны. Так же, как и в нашем быту. Поужинали, поболел живот очень недолго. Получил письмо от С[они] и Черткова. С[оня] всё так же страдает духом.
29 М. Сп. 89. Рано. Сел писать. Всё так же плохо, хотя и много. За обедом беседовали с Ур[усовым], и мне пришло в голову о том, как я и большинство людей губят свою невинность — не от соблазнов, не то чтобы женщина прельстила, а просто à froid[1] решают, что вот еще есть удовольствие — блуд, как курить, пить, и идут совершать блуд. В 2 пошел во Владим[ирскую] губ. в Кобылино. Прелестна дорога лесом. Зашел в избу, побеседовал со старухой и вернулся голодн[ый]. Много ел. Всё не болит живот, а пугает. Поговорил с Ур[усовым]. Ложусь спать. Написал С[оне], как умел, доброе письмо. Если доживу, то 30 М. Сп. 89.
[30 марта. Спасское.]
Ночью разбудил Ур[усов] с телеграммой о приезде 3-х американцев. Долго не мог заснуть. Встал в обычное время. Написал конец 3-го действия. Всё очень плохо. Сели обедать, приехал[и] ам[ериканцы]. Два пастора, один litterary man.[2] Они бы издержали только доллар на покупку моих книг —
