что дурно сделал присягнув, поевши мясо и в минуту слабости обратившись к воображаемому личному Богу, слышащему наши молитвы, он бы призна[лся], что как в минуты слабости мы гадаем, верим приметам и обращаемся к Богу, но что от того, что мы воображаем так Бога и ищем Его помощи, Он не делается, и осудил бы свою слабость, как в случае присяги, мясной еды, так и в этом. Но ему нужно быть правым, и он из своей суеверной слабости делает теорию, выдумывает софизмы, красноречивые прим[еры], чтобы доказать, что действительно есть то, чего ему захотелось в минуту слабости. На этом, только на этом все суеверия, вся церковность. И не верят в церковные суеверия люди, обыкновенно, до тех пор, пока не ослабеют. А как ослабеют, так их слабость служит для них доказательством; если только они не строги к себе и не любят истину больше своей правоты.
——————————————————————————————————
Очень интересное письмо из Голандии о том, что делать юноше, призываемому к воинск[ой] повинности, когда он кормилец матери.
10 Ноября 95. Я. П. Очень дурно спал. Слабость и физическая, и умственная — и в чем виноват — и нравственная. Не прикасался писанья. Ездил верхом. Поша приехал. Письмо от С[они] хорошее. Брошюра о войне прекрасная, франц[узская]. Да, надо 20 лет, чтоб мысль стала общею. Болит голова и как-то бурлит и шумит. Отец, помоги мне при самой сильной слабости не падать нравственно. Это можно.
11 N. 95. Я. П. Е. б. ж. Пишу и думаю, что возможно, что не буду. Каждый день прикидываю и становится привычнее...
Нынче 15 Н. 95. Я. П. Всё время был так слаб, что ничего не мог писать, кроме нескольких писем. Письмо Шкарвану. Были тут Д[унаев], Поша, Мар[ья] Ва[сильевна]. Вчера уехали, вчера же я был у Мар[ьи] Ал[ександровны]. Она больна. Нынче приехали тетя Т[аня] и Соня. Я не спал ночь и потому не работал. Но записал к Конев[ской] и кое-что в дневник. Читаю Афориз[мы] Шопенг[ауэра]. Очень хорошо. Только поставить: служение Богу вместо познания тщеты жизни, и мы согласны. Теперь 2 часа. Записанное выпи[шу] после.
