боюсь, что больше для славы человеческой, чем для себя, для Бога. Еще перебило работу приезд молокан из Самары — об отнятых детях. Хотел писать за границу и написал даже очень резкое и, мне казалось, сильное письмо, но раздумал. Перед Богом не следовало. Надо еще попробовать. Нынче написал пись[ма] гос[ударю], Олс[уфьеву], Heath’y и Л. И. Чертковой и отправил молокан. Хотел записать из книжечки, да поздно. Иду спать. 20 С. 97. Ясн. Пол. е. б. ж.
[20 сентября.] Напишу хоть несколько слов. Чирей все очень беспокоит. Нет полной liberté d’esprit.[1] Писал нынче шведское письмо, а вечером с шведом переводил по-шведски. Не выписываю из книжечки, но запишу то, что особенно живо пришло на ум. Жизнь наша так устроена, что всякая наша забота о себе — употребление своего разума (духовных сил) на заботу о себе, приносит только несчастье. А, между тем, этот эгоизм нужен, чтобы жить отдельной жизнью. Это таинственная воля Его. Как только живешь для себя, так погибель, как вне себя, так спокойствие, радость и себе и другим.
21[2] С. 97. Я. П. е. б. ж. Нынче 22 С. 97. Я. П. Вчера написал письмо С[оне] о том, что я не могу руководиться в своем писании ее суждениями. Писал от души и с добрым чувством. И с таким же чувств[ом] приняла и она. Вчера докончил перевод с Langlet. Нынче занят б[ыл] искусством, но очень не пошло и потом прежнее не понравилось. С[оня] приехала нынче. Ночью думал о выделении похоти из любви и о том, что эфир есть внечувственное познание. Теперь 1-й час ночи, жду Илью с Андреем. Написал сейчас письма редактору Tagblat Stokholm и Ч[ерткову].
23 С. 97. Я. П. Е. б. ж.
2 Окт. Я. П. 97. Всё работаю над ис[кусством]. Нарыв проходит. Желал бы больше спокойствия. Да. —
Нынче 14 Окт. 1897. Ясная Поляна. 3-й день, как приехала С[оня]. Мы одни с ней. Она переписывает. Очень помогает. Я пишу всё еще об иск[усстве]. Нынче поправлял 10-ю главу.
