она какъ будто подчиняется имъ, подчиняется самому сильному изъ нихъ. Но какъ скоро сила эта, сознавая сама себя, освобождается отъ[1] тѣлесныхъ вліяній, она властвуетъ надъ всѣмъ. И потому совершенно неправильно называть поступокъ, вызванный этимъ сознаніемъ (побѣждающимъ всѣ тѣлесныя стремленія), наиболѣе сильнымъ изъ многихъ побужденіемъ. Это не есть одно изъ многихъ побужденій, а это есть та сила, кот[орая] лежала въ основѣ всѣхъ другихъ побужденій и подчинялась имъ, теперь же, черезъ сознаніе освобожденная отъ всѣхъ тѣлесныхъ побужденій, властвуетъ надъ всѣми ими. (Кажется, порядочно.)
2) Записано у меня такъ: пространство и матерія въ немъ это — то, что отдѣляетъ меня отъ всѣхъ другихъ существъ, отъ всего міра; время — это то, что отдѣляетъ меня (это отдѣленное отъ всего міра существо) отъ меня же самаго въ полномъ его значеніи (хотя бы въ этомъ мірѣ), отъ меня полнаго, законченнаго, какимъ я буду, умирая.
3) Движеніе религиознаго сознанія и чувства, мнѣ кажется, было и есть вотъ какое:
Сознавъ въ себѣ духовную силу: божественное начало, человѣкъ сознавалъ и ограниченность въ себѣ этого начала: подчиненіе его внѣшнимъ[2] воздѣйствіямъ, и вслѣдствіи этого признавалъ существованіе этого начала внѣ себя въ болѣе могущественной (менѣе ограниченной), чѣмъ въ себѣ, формѣ: фетишизмъ, поклоненіе героямъ. Сначала эти божества были очень мало удалены отъ человѣка, такъ что онъ за панибрата обращался съ ними: приносилъ имъ жертвы, подкупалъ, задабривалъ, въ самыхъ грубыхъ проявленіяхъ даже наказывалъ ихъ, не давалъ имъ жертвъ, билъ ихъ (какъ Чуваши своихъ идоловъ), составлялъ съ ними уговоры, какъ Завѣтъ Евреевъ, и т. п.
Чѣмъ дальше жило человѣчество, тѣмъ представленіе о томъ началѣ, к[отор]ое человѣкъ сознавалъ ограниченнымъ въ себѣ и потому долженъ былъ представлять себѣ внѣ себя неограниченнымъ, представленіе это становилось все болѣе
