тяжело. Утромъ она б[ыла] очень духовно хороша.[1] Какъ умиротворяетъ смерть! Думалъ: Развѣ не очевидно, что она раскрывается[2] и для меня и для себя, когда же умираетъ, то совершенно раскрывается для себя. — «Ахъ, такъ вотъ что!» — Мы же, остающіеся, не можемъ еще видѣть того, что раскрылось для умирающаго. Для насъ раскроется послѣ, въ свое время.
Во время операціи ходилъ въ елки. И усталъ нервами. Потомъ пописалъ о Г[енри] Дж[орджѣ] — нехорошо. Записать:
1) Самое большое нравственное усиліе и единственное, к[оторое] можетъ сдѣлать человѣкъ, это то, чтобы вспомнить, кто онъ. «Кто Я». Стоитъ мнѣ въ самыя дурныя минуты вспомнить это, и все уясняется, все тяжелое, непріятное, уничтожается. Кто я? Я — духовное существо, то, к[оторое] есть прежде, чѣмъ былъ Авраамъ. И для этого существа все равно, что о немъ думаютъ, все равно, теперь умереть или послѣ, должно бы быть все равно — страдать или не страдать, но не могу, хотя навѣрное страданія готовятъ уравновѣшивающую ихъ радость.
2) Жизнь есть только совершенствованіе или раскрытіе себя во всей силѣ. Вотъ это-то и есть сознаніе, вспоминаніе себя. Смерть есть конецъ совершенствованія въ одномъ направленіи, полное раскрытіе. Когда это раскрытіе, или совершенствованіе въ одномъ направленіи совершилось, не нужно ни памяти, ни тѣла. (Неясно; но je m’entends.)[3]
3) Совершенствованіе общества не можетъ совершаться черезъ революцію.[4] Если зло и можетъ содействовать добру, не могу я желать дѣлать зло, если знаю, что зло — зло. (Не то.)
4) Какъ старость посредствомъ воспоминанія просѣваетъ впечатлѣнія. Какое сильное впечатлѣніе — похоть и всѣ чувственныя[5] удовлетворенія, а теперь, въ старости, впечатлѣнія природы, отношен[iй] съ людьми, охоты, земледѣлія, веселья живы съ необыкновенной силой, впечатлѣнія чувственныя не вызываютъ ничего пріятнаго, скорѣе совѣстно.
- ↑ Написано: хорошо.
- ↑ Зачеркнуто: передо мной
- ↑ [я понимаю то, что хочу сказать.]
- ↑ Зачеркнуто: Зло не
- ↑ Зачеркнуто: на[слаждения]
