прежняго безсознательнаго же состоянія. Началось это съ того, что я старался помнить при встрѣчѣ съ каждьтмъ человѣкомъ, что въ немъ Богъ. Потомъ это перешло въ сознані[е] въ себѣ Бога. И это сознаніе въ первое врем[я] производило какое-то новое чувство тихаго[1] восторга. Теперь это прошло, и могу вызвать тольк[о] воспоминаніе, но не сознаніе. —
Что-то будетъ дальше?
За это время здоровье порядочно, «по грѣхамъ нашимъ» слишкомъ хорошо. Оставилъ Кр[угъ] Чт[енія] и по случаю заключенія въ тюрьму Фельтена писалъ брошюру «Не убій никого». Вчера, хотя и не кончилъ, прочелъ ее Ч[ерткову] и другимъ. Теперь хочется написать письмо Стол[ыпину] и Руки вверхъ, пришедшее мнѣ въ голову во время игры Гольденв[ейзера].[2] Очень уже что-то послѣднее время мной занимаются, и это очень вредитъ мнѣ. Ищу въ газетѣ своего имени. Очень, очень затемняешь, скрываешь жизнь. Надо бороться. Записать надо:
1) Какъ хорошо быть виноватымъ, униженнымъ и умѣть не огорчаться. Это можно. И какъ это нужно. — И какъ дурно считать себя правымъ, возвышеннымъ передъ людьми и радоваться этому! Очень дурно, и я испытыв[аю] это. Это губительно для истинной жизни.
2) Если бы положеніе о томъ, что три угла треугольника равны двумъ прямымъ, бы[ло] бы противно интересамъ людей, они нашл[и] бы доказательства противнаго. (Гоббсъ)
3) Стараешься вызвать любовь къ человѣку — и не можешь. Одно средство достигнуть этого: вызвать въ себѣ любовь къ Богу, сознаніе своего единства съ Богомъ, и достигнешь — если не любви дѣятельной, то уже навѣрное освободишься отъ нелюбви, отъ недобраго чувства къ человѣку. Сейчасъ вспомнилъ о ветеринарѣ, о моихъ шуткахъ о немъ, и стало стыдно и совѣстно передъ собой. (Какъ полезно писать этотъ дневникъ: бесѣдовать такъ съ своей душой, какъ говор[итъ] Маркъ Авр[елій]).
4) Любовь нечего вызывать; только устрани то, что мѣшаетъ проявленію ея, т. е. себя, истиннаго себя.
