Дорогая тетенька, будьте добры переслать, как можно скорее, это письмо Митеньке в Москву.3
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Публикуется впервые. Год определяется почтовыми штемпелями «Букарест, 22 июня, 1854» и «Получено 1854, июля 5».
1 Это сохранившееся письмо от 21 апреля 1854 г.
2 Под крепость Силистрию Толстой приехал в последних числах мая.
3 Письмо Льва Николаевича гр. Дм. Н. Толстому не сохранилось. На него Дмитрий Николаевич ответил письмом от 20 октября 1854 г.: «Любезный друг и брат Лев! Последнее твое письмо, которое ты мне писал вместе с тетенькой Татьяной Александровной, я получил в Москве. Странно, как ты не получал моего письма из Щербачевки, где пишу тебе, что я еду в Москву и для чего я еду. Итак, начну теперь с этого времени; я приехал в Москву в мае, чтоб кончить как-нибудь с Доктур[овым] потому что, как ты сам знаешь, его тогда не было в Москве. Я прожил в Москве всё лето и никак с ним не кончил; кончилось тем, что я буду ему по возможности выплачивать. С Машей я рассчитался и расстался навсегда. Долгов у меня осталось всего 6800 р. с. Но считая, что мне должны до 4 т. р. с., то остается 2800 р. сер. Вот тебе мое внешнее положение, моральное же мое положение еще в большем беспорядке; еще не изгладились дурные впечатления моей гадкой жизни в Москве, и вообще я еще не покоен духом, притом здоровье мое не так-то хорошо. Проездом из Москвы в сентябре я был у сестры в Покровском, где прогостил недели две. При мне получено твое письмо, где ты пишешь Валерьяну, что вам остается два перехода до границы; я не оправдываюсь перед тобой, что не писал тебе, но впрочем частью причиною тому твой неопределенный адрес. Теперь пишу тебе по тому, который ты дал Валерияну. Я никак не могу проехать Ясной, чтоб в нее хоть на минуту не заехать; именно: ехавши в мае в Москву (тетенька Татьяна Александровна оставалась в Покровском), я свернул на почтовых с шоссе, подъехал к флигелю и оттуда в сопровождении Максима обошел сад и выставку, где тогда всё было в отличном цвету, и это мне доставило такое удовольствие, что я уже вплоть до Москвы ехал с приятным впечатлением. На обратном пути я тоже заезжал в Ясную; там была тогда тетенька, я с ней пробыл два дня, ел груши, которых нынче у тебя изобилие; братьев не было ни в Никольском, ни в Пирогове; они в отъезжем поле. С 23 сентября я сижу в Щербачевке, сажаю сады, строю, собираю деньги, плачу долги; чем всё это кончится и к чему приведет, бог один знает. Одно, что меня еще поддерживает, и почему я не прихожу в отчаяние, — это то, что я не скучаю: хозяйство мое меня занимает. Мне скорее сделается грустно, чем скучно, и грустно оттого, что я один, что я не то, чем бы я мог быть и что, наконец, всё как-то не то. — Это мне часто приходит на мысль, и отчего это всё как-то не то, в том я не могу себе дать отчета, но по крайней мере мне так кажется.
Что Горчаков сделан главнокомандующим я этому очень рад, а что в Крыму неприятель, это нехорошо. Что-то будет дальше? — это все очень меня интересует. —
