Я рассказал ему о нашем чтении его Изложения, и что мы его бранили. Он согласился, что приведение стихов из евангелия должно вводить в недоумение и объяснил, что эта работа, сделанная им для себя, которую в этом виде не следовало бы публиковать.... После завтра еду» («Русский вестник» 1901, 3, стр. 137).
На письмо Толстого кн. Л. Д. Урусов отвечал: «Мне всё лучше. Здесь попался такой молодой доктор (сын здешнего священника), который мне сделал несомненную пользу, — непосредственно вывел меня из положения человека, который всегда может задохнуться. И это улучшение прочное. Он говорил, что медицина есть отвратительное ремесло, когда она не упирается в философию (под этим выражением он разумеет этику, т. е. добро и все те нравственные факторы, которые по его мнению важнее всяких лекарств). Итак есть вероятие, что на этот раз я поправлюсь. Беспрестанно приходит мне мысль о том, что этот раз я выздоровлю, а позже неизбежно придет время, что уж никак не выздоровлю, и спрашиваю себя, какой же смысл в этой отсрочке — и слава богу не остаюсь без ответа, у меня есть ваш ответ, он мне дает полнейшее удовлетворение под условием непременно исполнить. Письмо ваше важно для меня, я нахожу в нем новую правду, вполне и кругом убедительную и понятную, да еще ваше чудное разъяснение того изречения об «именах написанных на небесах» (которое я не понимал) приводит меня в восторг, — так оно ярко освещается смыслом слов о пахаре. Ясно, что это одно из многих напоминаний о том, что жизнь наилучшая — в настоящем; а я до сих пор всё не узнавал этой основной мысли Христа под этой фантастической формой: «имена ваши написаны на небесах» (из письма кн. Л. Д. Урусова от 21 июня 1885 г. ГТМ).
1885 г. Июля 4? Я. П.
Пишу вамъ нѣсколько словъ, дорогой Гаврило Андреевичъ. Я усталъ, и слабъ, и занятъ. Спасибо вамъ за ваше письмо. Если я васъ радовалъ, то вы мнѣ платите тѣмъ же. —
Вы говорите, что вы больны и безсильны физически и нравственно. Развѣ есть на свѣтѣ человѣкъ, который бы не былъ боленъ, не носилъ бы въ себѣ зародыша смерти и страданій? Вся разница только въ степени и въ сознаніи своей болѣзни. Плохо не сознавать болѣзни и еще хуже считать свою болѣзнь, — хоть такую, какъ ваша, — чѣмъ то исключительнымъ, мѣшающимъ жить. Умирая, можно жить сильнѣе, чѣмъ будучи самымъ
