qu’elle pourrait servir de préface à l’ouvrage que je viens de terminer et qui va paraître à l’étranger dans quelques semaines.8 Recevez, Monsieur, l’assurance de ma reconnaissance et de ma parfaite considération.
21 Mai 1893.
Mr. Félix Schroeder. 28 Rue Dajot. Près Paris. Melun.
Милостивый государь,
Я только что прочел ваш очерк и спешу вас поблагодарить за его присылку, так же как и за ваше письмо.
Я редко видел себя настолько полно понятым, как вы это сделали, что должно было быть для вас тем более трудным, что моя главная работа, которая составляет основу всех других моих писаний, — Критика православного богословия и соединение и перевод четырех евангелий с комментариями и объяснениями, — была вам незнакома, как и вообще иностранной публике. Эта работа, написанная между 1879 и 1882 годами, только что была издана в первый раз в Женеве по-русски и никогда не была переведена.1 Одно извлечение из этой работы было переведено и издано во Франции в La Revue Nouvelle около 10 лет тому назад.2 Я очень сожалею, что моя жена, давая вам сведения, не указала вам на этот очерк. Однако, несмотря на отсутствие этого писания, наиболее необходимого для того, чтобы составить себе ясное представление о моей точке зрения, вы изложили главный смысл христианского учения настолько правильно, что мне нечего прибавить к этому изложению. Имею сделать только два замечания: 1) Это дата, к которой вы относите писание «Ходите в свете», и значение, которое вы придаете этому сочинению, которое я никогда не печатал. Это писание — только набросок, который я оставил года за два перед «Крейцеровой сонатой».3 2) Это мнение, которое вы высказываете о влиянии на меня религиозных идей Сютаева и Бондарева. Кажется, в «Так что же нам делать?», желая привести разительный пример ничтожности влияния, произведенного на меня научной литературой, я где-то сказал, что ни одно писание в течение всей моей жизни не оказало на меня столько влияния, как мысли двух крестьян, которые едва умеют читать и писать.4 Это выражение было не только понято в буквальном смысле, но отсюда сделали вывод, что убеждения, которые я исповедывал, были заимствованы у Сютаева и Бондарева. Как будто это не те же самые мысли, которые тысячи раз повторяли так называемые сектанты-рационалисты, начиная от павликиан и кончая квакерами и другими. Г-н Пажес в своем предисловии5 повторяет то же недоразумение, и признаюсь вам, что я был удивлен, увидев повторение этого вами, несмотря на то, что вы так хорошо поняли и выразили умственное состояние русского народа, в котором, как вы это прекрасно сказали, евангельские чувства никогда не переставали бродить под усыпляющим формализмом православной церкви. Не то что я бы не хотел, чтобы меня считали последователем мужика, — я ничего не имею против этого, и во много раз предпочитаю, чтобы меня
