В АТ хранится только одно письмо Зандера к Толстому — из Москвы от 24 июля 1893 г., в котором он писал о своих мыслях и отношениях с родными; о Марии Львовне в письме не упоминается. Толстой, очевидно, отвечает Зандеру на его вопросы, сделанные им в письме к М. А. Шмидт. Письмо это неизвестно.
1893 г. Июля 31 и августа 3. Я. П.
Как ты доехала ж как себя чувствуешь, милая гадкая Маша?
У нас и в душе у меня всё по-старому и о тебе думаю так же: боюсь влиять на тебя, мешать тебе жить, мешать проделать всё, даже несчастье, понести наказание за свои грехи, которое, мож[ет] б[ыть], неизбежно нужно тебе, и боюсь не сказать той правды, кот[орую] обязан говорить всякому. Не думай, что я что-нибудь новое хочу сказать тебе. Сейчас перечитывал письмо Зандера и тужился, тужился, чтобы что-нибудь написать, и не мог.
До этого места я дописал, когда послал тебе маленькое письмо,1 милый друг. Нынче 3-го августа я проводил Черткова и Пошу. Лева и Таня приехали. Приехал и Миша2 с Сухотиным.3 Сейчас вечером приехали Зиновьевы и на верху играют. А я успокоился и написал письмо З[андеру].4 Я попрошу Таню списать это письмо и приложу его сюда. Прости меня, если я огорчил тебя тем, что я пишу о твоем чувстве. Если ты меня не простишь, то бог простит меня, п[отому] ч[то] я перед ним употреблял все силы, чтобы поступить не для себя, а для него, как нужно и как он хочет. И думаю, что правда не может быть грехом. —
Я ведь не переставая думаю об этом — и не думаю, а чувствую, болею. Что было тяжело? Да, Маша. —
Грубо сказать тебе — мое чувство такое: подумаю прежде, что ты выйдешь за Пошу, за Р[аевского], что Таня выйдет за М[ишу]5 и ничего: интересно и волнительно. Но подумаю об этом и больно, больно, как было, когда ты на диване в первый раз сказала мне. И не думай, что тут аристократизм — нет. Семенов бы не оскорблял,6 а что-то не то, не правда. Милая, голубушка, хоть я в письме скажу то, что часто хочу сказать, но совестно: как ни больно тебе, но надо тебе вынуть эту занозу, признаться себе, что на тебя нашла какая-то болезнь —
